Солдаты

Лейтенант Марченко возвращался со своим ординарцем Липовым из штаба полка, где проводились трехдневные сборы старших адъютантов батальона. Настроение у Марченко было великолепное: на сборах он показал высокую тактическую выучку и хорошее знание штабной службы, за что получил личную благодарность командира полка. Офицер ехал на своем буланом и, насвистывая что-то веселое, любовался горами и медленно плывшими над ними, словно стая лебедей, легкими белыми облачками.

На вершине одной горы Марченко придержал коня. Перед ним, внизу, лежало небольшое горное селение. Остроконечные серые крыши из дранки напоминали чешуйчатые горбы громадных сазанов, заснувших на дне прозрачной реки. Село разделяла надвое горная река, стремительно вырывавшаяся из смутно черневшего вдали ущелья. Шум воды не был слышен отсюда, и лейтенанту казалось, что он смотрит немую кинокартину: движение есть, а все беззвучно. Марченко вздохнул полной грудью и, гикнув, поскакал вниз, поскакал так быстро, будто хотел с ходу перемахнуть через селение и очутиться, подобно сказочному Иванушке, на противоположной вершине, запахнувшейся, точно шубой из шкуры белого медведя, нежным, иссиня-белым облаком. Марченко знал, что на этой вершине притаилась батарея его старого дружка, капитана Петра Гунько.

«Может, к разведчикам… к ней завернуть?» — думал он с радостным и тревожным чувством, сознавая в душе, что ему не побороть этого желания. Наташа, последняя встреча с ней, его поступок, теплота ее губ — все это бурно жило в нем, не давало покоя, звало куда-то, обещая что-то…

В двухстах метрах от первых домиков лейтенант внезапно остановился: в селении творилось что-то непонятное. Женщины, дети, старики бежали в горы, отовсюду слышались вопли, ругань, выстрелы.

— Липовой, не отставай!.. Приготовь оружие! — крикнул Марченко и пришпорил коня.

У крайнего дома он увидел румынского офицера, щегольски одетого, с тонкими черными усиками. Офицер тащил за волосы молодую женщину-венгерку. Женщина кричала, отбивалась, тянула за собой, точно хвост, двух черноглазых ребятишек, вцепившихся в ее нарядную сборчатую, широкую юбку. Офицер злобно бил женщину по лицу ременной плеткой и кулаком. Лицо женщины заплыло кровоподтеками и было страшным.

Бледный как стена Марченко налетел на румына и, не помня себя, с размаху ударил его по голове рукояткой пистолета.

— Что ты делаешь… бандит? — заорал он в бешенстве, занося руку вверх, чтобы ударить еще раз. Но офицер, выпустив женщину, упал на землю и пополз на четвереньках в сторону, твердя:

— Господин русский!.. Господин русский!..

Марченко уже не слышал его. Он поскакал в следующий двор, где румынские солдаты и офицеры избивали мадьяр. На помощь лейтенанту с противоположной горы спустился Гунько с группой своих артиллеристов. Вместе им удалось сравнительно быстро навести порядок. Селение опустело. Напуганные венгры укрылись в горах и не хотели возвращаться. Большинство румын разбежалось.

Не стал скрываться от русских только Лодяну.

— За что вы их? — почти задыхаясь от ярости, спросил маленький Громовой, узнав в здоровенном румыне своего старого знакомого. — Эх ты!.. А я тебе еще… звездочку… отдай! — Он быстро протянул руку к голове румына…

Лодяну, потрясенный случившимся не меньше Громового, долго не мог ничего сказать. Он инстинктивно схватился за красноармейскую звездочку, защищая ее. И, только немного успокоившись, сообщил через своего солдата, говорившего по-русски:

— Я ведь ничего не знал. Я со своим взводом стоял за селом. Меня туда выслал командир роты. Теперь мне понятно, для чего он это сделал. Лейтенант Штенберг боялся, что я помешаю ему. Это его рук… Он еще вчера подбивал солдат на это. Мадьяры, говорит, захватили наши, румынские, земли. Венгры — наши враги, их надо проучить…

Бывший пехотинец сокрушенно покачал головой.

— Вот вражина! Это, значит, тот, что про нас разные сволочные слухи распускал? Ох же и тип! Вроде татаро-армянской резни устроил, — вспомнил он случай из истории, о котором узнал еще в школе от преподавателя. — Мадьяры такие же люди, как и все. В дружбе надо жить, а вы… Поглядели бы на нашу батарею — сколько кровей в ней смешалось! И русские, и украинцы, и белорусы, и узбеки, один еще удмурт служит у нас. И все мы как братья, как одна семья. Понял, Лодяну? — И важно подытожил: — Вот как надо жить!

На этом беседа Громового, любившего «просвещать» румын, не закончилась бы, если бы его не позвал Гунько: нужно было возвращаться на батарею.

— Ладно, — улыбнулся маленький Громовой, пожимая широкую руку Лодяну. — Носи звездочку. Тебе — можно!

А Марченко, распрощавшись с артиллеристами, дав Гунько слово обязательно заглянуть на его батарею, поскакал разыскивать разведчиков.