Солдат, поэт, король

Чем старее становилась Лора, тем больше к ней привязывалась Джессика. Вильгельм же с болью в душе видел печальный взгляд матери и её немые восклицания. Он был уверен, что она боится смерти, что не хочет оставлять их одних, пусть никаких явных оснований для страха в её здоровье и не замечал. Но главная причина душевных терзаний матери до сих пор была сокрыта от Вильгельма. На закате своих лет Лоре стало невыносимо тяжело скрывать от него правду: скрывать, что он имеет право обладать всем желаемым и даже большим.

— Матушка, что с тобой? В последнее время ты сама не своя. Молчишь, только наблюдаешь за нами, — однажды спросил Вильгельм, чувствуя, как его нервы не выдерживают этой резкой перемены.

Слова сына разбили последние сомнения в душе Лоры. Она поблагодарила Бога, что Генри сейчас не услышит их разговора, и вдруг заплакала.

— Я не могла найти подходящего момента, чтобы рассказать об этом. Думала, что никогда не найду и унесу эту тайну с собой в могилу. Не знала я, что таким грузом она будет висеть на моей шее, — затараторила Лора, от волнения заламывая руки. Вильгельм выпрямился и сжал зубы, вдруг почувствовав, насколько важное знание сейчас обретёт. Его мать немного успокоилась и смогла продолжить:

— Дело в том, что вы с Генри… — Лора опять замолчала, а Уилл сжался ещё сильнее, стараясь не обнаружить своего волнения перед ней. — Вы с Генри… Ваш отец — король. О, прости меня сынок…

Она вновь заплакала, а Вильгельм постарался перевести дыхание. Такое неожиданное признание сбило с толку, но в то же время быстро начало расставлять всё по своим местам.

— Это благодаря его помощи всё это время нам хватало денег на жизнь? — спросил он у Лоры. Она кивнула, поднимая на него красные глаза. — Значит, он давал только минимум, дабы мы жили как все, не выделялись и ничем не смогли его выдать?

— Уже после рождения Генри мы с ним подумали, что так будет лучше… — тихо проговорила Лора, став намного спокойнее от силы духа сына.

— И почему же вы на нём не остановились? — Вильгельм словно насмехался. — Его не испугал один внебрачный ребёнок, он захотел узнать, сойдёт ли ему это с рук во второй раз?

— Не говори так, прошу. В этом ровно столько же моей вины, сколько его, — взмолилась Лора.

— Генри знает?

— Нет, нет…

Вильгельм задумался. Он не замечал, что своим молчанием делает матери только больнее, что она ждёт его прощения. Его сознание уже захватили яркие картины грандиозного будущего, которое он теперь сможет построить, приложив небольшие усилия. Из соседней комнаты молча вышла Джессика и села возле Лоры, обнимая её и пытаясь утешить.

— О чём ты думаешь, Уилл? — Джессике показалось, что она способна увидеть мысли брата, кружащие коршунами над их спокойствием. Услышав вопрос сестры, Вильгельм опомнился.

— Ничего пагубного. Мама, не надо так переживать. Что было — то было. Теперь нам нужно жить дальше. Мы с Генри оба неплохо устроились в жизни, — он улыбнулся и осторожно обнял Лору. И если она поверила в его мягкий голос и тёплую улыбку, то Джессика заметила алчный огонёк в глубине его глаз.

Вильгельм понимал: с его стороны было бы глупо действовать, не имея хоть какого-то плана. Следующий год он провёл внешне абсолютно так же, как и прошлые пару лет. Но внутри у него бушевали сотни идей. Быть бедным — это одно; но знать, что ты мог всю жизнь быть богатым — это совершенно другое. Вильгельм затаился в ожидании своего главного шанса. И долго ждать не пришлось.

Однажды ночью, ещё до рассвета, его разбудила Джессика. Она была до такой крайности обеспокоена, что Уилл тотчас вскочил с постели, умоляя её скорее объяснить, что произошло.

— Слышишь крики? На город напали, хотят захватить замок. Мы с мамой уже начали собираться, а тебе… — Джессика резко замолчала. Нет нужды заканчивать фразу: они оба знали, что Вильгельм по долгу службы обязан вступить в бой с противником, чтобы защитить знать. Джессика молча наблюдала, как её брат метался по комнате, собирая самые необходимые вещи. После он внезапно остановился и посмотрел на сестру.

— Чего застыла? Помоги матери набрать как можно больше еды и теплой одежды, а то она, наверное, от ужаса не понимает, что делает.

— Ты не собираешься воевать, не правда ли, Уилл? — голос Джессики сорвался, теряя свои привычные яркие нотки.

— Не будь так наивна, — с усмешкой на лице Вильгельм медленно подошёл к ней вплотную. Словно этой близости оказалось недостаточно, он наклонился к уху Джессики и прошептал: — Воевать — удел беспомощных. Я воспользуюсь войной.

Заметив, с каким ужасом отшатнулась от него сестра, Вильгельм не почувствовал ничего, кроме удовлетворения от своего решения. Он накинул на себя лучший костюм, перекинул через плечо сумку с другими вещами, а Джессика всё наблюдала за его действиями.