Соль земли

Софья стояла озадаченная: одеваться или подождать, когда уйдёт Бенедиктин? Пока она думала об этом, тот стучался уже к ней в дверь.

– Я вас не отрываю от работы? – учтиво осведомился Бенедиктин, войдя в комнату.

Софья поняла, что он намерен задержаться.

– Собственно… Я собиралась идти на заседание… но… всё равно уже опоздала, – смущённо сказала Софья, приглядываясь к Бенедиктину, не слишком ли он пьян.

– Тем лучше, Софья Захаровна! У меня сегодня необычайный день, и я почту за счастье провести вечер с вами, – усаживаясь в кресло, возбуждённо говорил Бенедиктин.

– Вы что же, сегодня именинник? – спросила Софья, придвигая своё кресло к столу и чувствуя, что вечер у неё пропал.

– Более чем именинник, Софья Захаровна!

– Вы, вероятно, получили какую-нибудь правительственную награду?

– Нет, что вы! И, честно сказать, награда меньше меня взволновала бы. Как-никак я на фронте не раз переживал это состояние. – Он чуть выдвинул левое плечо: на лацкане пиджака в два ряда поблёскивали разноцветные ленточки орденов и медалей.

– Ну, в таком случае я теряюсь – не знаю, что у вас за праздник, – засмеялась Софья.

Бенедиктин посмотрел на неё взглядом, полным торжества, и не спеша осторожно развернул свою папку.

– Сегодня уместно, Софья Захаровна, припомнить один наш разговор. Кажется, в этой же комнате вы вселили в меня непоколебимую веру в успех.

Заметив удивление и растерянность на лице Софьи и испытывая удовольствие от этого, Бенедиктин в столь же загадочном тоне продолжал:

– Не кто-нибудь другой, а вы первая сказали мне слова дружеской поддержки. Как сейчас, помню наш разговор. Я: «Кто он, Бенедиктин? Чернорабочий от науки, каких сотни и тысячи. Пока такие люди, как он, не щадя жизни, спасали отечество, многие устраивали своё благополучие, получали под шумок степени и звания». Вы: «Не терзайтесь, Григорий Владимирович. Степени и звания – дело наживное. Верю, что и у вас будут и звания и степени, будет известность в научном мире».

«Неужели я говорила такие слова?» – подумала Софья. Бенедиктин уловил её колебания и, в упор глядя на неё, спросил:

– Теперь вы вспомнили наш разговор?

Софья чувствовала, что Бенедиктину очень хотелось, чтобы она ответила утвердительно. «По-видимому, что-то было сказано в этом духе, – мучительно старалась вспомнить Софья, но слов: «У вас будут и звания и степени, будет известность в научном мире», – я не могла сказать!» – думала она.

Видя, что Софья напрягает память, Бенедиктин покровительственно засмеялся:

– У вас поистине девичья память. Я вам помогу: вы говорили это весной, когда мы вместе ездили на вечеринку.

Софья пожала плечами.

– Возможно, и говорила, но я всё-таки не помню.

– Да разве вам обязательно помнить? – подхватил Бенедиктин. – Важно то, что я запомнил. Ваша вера воодушевляла меня…

– Вы мастер преувеличивать.

– Думайте как угодно, Софья Захаровна, но я говорю то, что чувствую… – Бенедиктин так пристально посмотрел, что Софья покраснела.

– Но что всё-таки у вас произошло? – спросила она, желая скорее изменить направление разговора.

– Я рад, Софья Захаровна, первые два экземпляра моего скромного труда оставить в этом доме, – торжественно произнёс Бенедиктин, вытаскивая из раскрытой папки том «Учёных записок». – Первый экземпляр я вручаю по праву вам. Второй экземпляр я уже вручил Захару Николаевичу. И тоже по праву. Если вы были мобилизатором моих эмоций, то Захар Николаевич подобен гранильщику. Он шлифовал мой мозг.

– Вы поэт, – усмехнулась Софья.

– Поэт? Да. Поэт – это человек, влюблённый в жизнь. Я тоже влюблён. Влюблён в ваш дом, который для меня стал близким и родным…

Голос Бенедиктина понизился до шёпота. Софья опустила глаза, сжалась от смутных, тяжёлых предчувствий. У неё родилось такое ощущение, будто Бенедиктин тащит её в какую-то бездну. Ей захотелось от страха перед этой бездной крикнуть, но Бенедиктин вновь заговорил обычным голосом:

– Вы не судите меня строго. Я сегодня счастлив, а человек в этом состоянии глупеет. Вот ваш экземпляр. – И, привстав, он подал ей раскрытый том «Учёных записок».

Над заголовком его статьи аккуратным, старательным почерком было выведено: «Софье Захаровне. Как путеводная звезда в открытом море ведёт капитана сквозь бури и шквалы к заветной цели, так ваш образ ведёт меня вперёд по трудной, каменистой дороге к сияющим вершинам науки».

Софья прочитала надпись и не могла не засмеяться.

– Какая высокопарная шутка!..

– Это не шутка, Софья Захаровна.

– В таком случае, Григорий Владимирович, вы человек, лишённый юмора.

– Высокопарность тогда смешна, когда она не равнозначна чувствам. Тогда это пустая оболочка, красивая ветошь.

– Потом, мне кажется, вы ошиблись: вместо слов «Софье Захаровне» здесь должны быть слова «Марине Матвеевне».

И тут произошло то, о чём раньше Софья постыдилась бы даже подумать. Бенедиктин бросился к ней, схватил её руки и стал горячо целовать. Потом он поцеловал её в лоб и быстро удалился.