Сокровище Голубых гор

— Выберут нового, — сказал Ульоа, — и, по всей вероятности, Джона.

— Ну и пусть! Отделаемся и от него, — пробурчал Ретон.

— Не желал бы я еще раз поднимать оружие против своих людей, которые до сих пор были так преданны и покорны. Уж одно то, что пришлось покончить с несчастным Эрмосой, тяжелым гнетом лежит на моей совести, — проговорил с новым вздохом Ульоа.

— Однако он едва ли задумался бы всадить вам нож в живот, капитан, и его совесть совсем не смутилась бы. Да и этот североамериканец уж показал, на что он способен, — возразил боцман.

— Разумеется, зарезать себя или кого-либо из своих друзей я не дам и постараюсь предупредить это самыми суровыми мерами, — энергично продолжал Ульоа. — Но, повторяю, это было бы для меня новым тяжким испытанием. Дай Бог скорее увидеть берега Новой Каледонии. Тогда мы избегнем возобновления бунта и всех связанных с ним ужасов.

— Да, капитан, — начал было Ретон, машинально, по привычке, оглядываясь по сторонам. — Ба! А где же убитая вами птица? — вдруг вскричал он, не видя ее на палубе и, очевидно, только теперь вспомнив о ней.

— Подхватили матросы, — поспешил ответить молодой человек. — Пока вы возились с умиравшим Эскобадо, трое из них воспользовались случаем и стащили ее. Я видел это, но промолчал, чтобы не возбуждать лишних недоразумений.

— Эх-ма! — с досадой проговорил старик. — А я было порадовался, что есть чем угостить сеньориту.

— Спасибо, мой добрый Ретон, — отозвалась девушка. — Я не так страдаю от голода, как вы, быть может, думаете. Чувствую только сильную слабость.

— Бедная сестра! — с глубоким вздохом пробормотал молодой Бельграно.

— Не будем унывать, друзья мои, — утешал своих собеседников Ульоа, стараясь бодриться и сам. — Только бы немного продержался этот попутный ветер — и мы спасены от всех наших невзгод: до берега теперь, как говорится, рукой подать.

Действительно, Новая Каледония должна была быть не особенно далеко от того места, где находился плот. На это указывали многие признаки: доносившееся изредка благоухание лесов, мелькавшие в отдалении стаи береговых птиц, а главное, то и дело плывшие навстречу обломки исполинских деревьев, известных под названием ризофоров, густой чащей окаймляющих берега острова. Кроме того, все чаще и чаще стала показываться вокруг плота разных пород рыба, но, к сожалению, приближение огромного плавучего сооружения, на котором так страшно стучали ударявшиеся друг о друга предметы, заставляло испуганных морских обитателей скорее скрываться под водой. Между ними особенно много было дельфинов длиной в полтора метра, отличающихся стройностью формы, тупым рылом и чем-то вроде черного бархатного плаща, покрывающего их спину. Проходя мимо плота, эти дельфины издавали какой-то странный звук, похожий на резкий визг, высоко подпрыгивали в воздух и, к великому огорчению моряков, тут же исчезали под водой. Быть может, это выражение страха вызывалось не столько видом плавучего островка с людьми, сколько присутствием под ним акулы, неотвязно сопутствовавшей ему.

В тех морях, где водятся эти прожорливые чудовища, хоть одно из них всегда сопровождает плоты и даже целые суда, нагруженные неграми, чуя добычу.

Несмотря на свою плохую постройку и большую тяжесть, плот все-таки продвигался вперед со скоростью от трех до четырех узлов. Будь получше оснастка, ход его был бы быстрее.

Устроив себе на носовой части нечто вроде навеса, вся команда собралась там и, не сводя глаз с горизонта, ожидала появления вдали горных вершин желанной земли. Жажда скорее достичь берега была так сильна у моряков, что они в эту минуту совершенно забыли о мертвых телах, лежавших посреди палубы и из-за страшной жары уже показывавших признаки скорого разложения.

Капитан, опасавшийся нового припадка людоедства со стороны своей команды, сам, с помощью боцмана, стащил бы трупы в воду, но ему препятствовало другое опасение: как бы это не вызвало бурного протеста, который пришлось бы опять усмирять оружием.

— Лучше их не раздражать, — говорил он боцману, предлагавшему скорее убрать мертвецов. — Подождем до ночи и посмотрим, решатся ли они приступить к разлагающимся телам для утоления своего голода.

Ровно в полдень ветер вдруг переменился и стал дуть с севера, к тому же слабее, чем утром. Потом и этот ветер совсем затих, что было очень дурным признаком.

Перед заходом солнца капитан и боцман внимательно оглядывали небосклон, не высказывая, однако, вслух своих впечатлений, чтобы не давать повода к преждевременным разочарованиям команды. И сделали очень умно, потому что смутные очертания, которые они сначала приняли за гору, при ближайшем рассмотрении оказались надвигавшимся темным облаком, и вспыхнувшая было в их сердцах радость сменилась горечью.

— Только этого еще недоставало! — прошептал капитан, обращаясь к боцману. — Ведь эта тучка, так быстро приближающаяся к нам, предвещает новый шторм.

— Да, — так же тихо отвечал старик, сумрачно сдвинув свои густые седые брови, — не иначе как шторм. Хороша будет эта ночка!