Сокровища животного мира

Дорожное «покрытие» также служило громадным подспорьем для беззаботного путешественника. На острых как нож гребнях перевалов, на поворотах под сверхострым углом и в глубине расщелин поверхность дороги представляла собой крупноячеистую сеть из переплетенных корней, с которых была смыта почва, лежавшая теперь ровнехоньким слоем в сорока — шестидесяти сантиметрах под путаницей корней. На уклонах корни сменялись нагромождением валунов и камней всех размеров, покрытых мхом, голых или заляпанных грязью. В качестве небольшой передышки через каждые несколько сот метров предлагалось преодолеть скользкий, подгнивший, совершенно круглый ствол диаметром с полметра, а длиной не меньше тридцати футов, небрежно переброшенный через глубокий овраг, где внизу, среди острых камней, клокотала вода.

Я описал все так тщательно для того, чтобы у вас не создалось впечатление, что дорога, проходившая возле нашего лагеря, изменяла природную среду или привносила какие-либо признаки цивилизации. Вот уж этого не скажешь: даже местные охотники порой оказывались не в состоянии отличить дорогу от любого другого просвета между деревьями. Вдобавок деревья растут быстро, а африканцы не отличаются страстью к перемене мест.

Мы разбили лагерь возле дороги: ведь пока она не совсем заросла, мы могли пользоваться ею для проникновения в непроходимую чащу леса, куда почти невозможно было пробраться. Дорога была полезна и тем, что через эту узкую щель в пологе леса нам удавалось рассмотреть небо, и мы могли узнать, пасмурный или ясный день, ветрено или тихо.

По этой «трассе» мы и путешествовали, вооруженные ружьями и биноклями, жаркими вечерами — время нам подсказывали часы, а не дневной свет, который всегда напоминал вечные сумерки.

На третий день после нашего прибытия все снаряжение уже было разложено по местам аккуратно, как на корабле, а вокруг центра, где располагались общий очаг и кухня, таинственным образом уже выросли домики из крытых листвой каркасов. Осторожно неся ружье, я перешагивал с корня на корень, с валуна на валун, в голове у меня вертелись воспоминания об осмотре четырехсот ловушек и опасения, что наша палатка рано или поздно свалится нам на голову.

Внезапно я остановился как вкопанный, услышав некий звук — готов был показать под присягой, что он означает бунт моего собственного желудка против той неописуемой смеси, которую в него запихнули во время ленча. Слегка смущенный, я стоял, ожидая повторения неподобающего звука. И оно последовало незамедлительно, только откуда-то из зарослей слева от дороги. Небольшой концерт, разразившийся вокруг, пока я молча стоял среди зарослей, превзошел самые дикие фантазии. Но стоило мне шевельнуться, как многоголосая перекличка таинственно оборвалась. И так повторялось несколько раз. Я уже стал сомневаться: может быть, меня просто обманывает слух — в лесу полно непонятных отзвуков и таинственных вздохов, с ними-то я прекрасно знаком. Но когда я в очередной раз остановился на дне оврага, где трубные сигналы из чрева почти оглушали, меня охватило сильнейшее желание увидеть виртуозов, достигших подобного совершенства исполнения. Каждый раз, когда я делал шаг, чтобы заглянуть под кусты, звук мгновенно обрывался, чтобы затем возобновиться с еще большей силой. Я был заинтригован и раздосадован и кончил тем, что уселся на корточки среди корней в ожидании, пока мои мучители покажутся на глаза.

А так как показываться они не собирались, а только все теснее смыкали ряды по обе стороны тропы, я почувствовал себя неуютно, и у меня созрел план дальнейших действий. Пользуясь методом, которым я овладел еще в школе и применял с отменным успехом в самых труднодоступных уголках Востока, я присоединился к хору — неуверенно и негромко, но со всевозрастающим энтузиазмом. Это привело к результатам, превзошедшим мои самые смелые надежды, хотя в данном случае лучше сказать — опасения. Мои лесные незнакомцы, дружно аккомпанируя мне, придвинулись еще ближе, — как мне казалось, ближе некуда, иначе они уже рискуют вывалиться из-под прикрытия зарослей.

Положение становилось опасным: если судить по силе звука, сравнивая его с тем же звуком в человеческом исполнении, загадочные существа могли быть не просто крупными, а раза в два больше слона. Я принялся лихорадочно перебирать в уме весь животный мир Западной Африки, мысленно роясь в своих зоологических познаниях. Подходящих кандидатов не находилось, разве что шимпанзе или кабаны, но шимпанзе сейчас сидят на деревьях, а кабаны, несомненно, дали бы знать о своем присутствии более открыто и честно. Любопытство мое разгоралось, но росли и опасения.