— Да уж, голубчик, — подтвердил Гриф. — Тебя хобби сгубило. Начал бы собирать марки или монеты... И все-таки, Птицелов, придется сказать: когда и кто в течение последних семи лет получал крупные суммы в золоте. Под каким предлогом, на какие цели и по чьему распоряжению. Ты визировал все документы расхода золота и алмазов, тебя министры финансов боялись... Ну?
— Эх, обольстился, — вдруг заговорил Птицелов. — Сколько раз зарекался не ходить на Ваганьковское... Да птица-то запела чудесная, райская... Никогда не слышал.
— Ты не про райскую птицу думай, — посоветовал Гриф. — Я спросил тебя: куда улетела жар-птица? Не валяй дурака, Птицелов. Ты же хочешь спокойно дожить старость и умереть своей смертью.
— Хочу, — вяло признался старик.
— Вот, хочешь. И синюю птицу хочешь поймать, так?
— Так... — проронил Птицелов и замолчал.
Гриф понял, что паузе этой и конца не будет, зашел с другой стороны:
— Хорошо. А можешь ты объяснить: с какой целью на объект «Гранитный» однажды ввозили ртуть?
— Ртуть? — переспросил старик и насторожился. — Ее ввозили не однажды... В складских помещениях собирали золотую пыль, обрабатывали упаковку...
— И на это потребовалось семьдесят шесть тонн ртути? — клюнул Гриф. — Мне известно: часть золота амальгамировали. Но кто распорядился? Зачем? И куда потом вывезли амальгаму?
Птицелов молча приблизился к «своей» могиле, поставил клетку на каменную плиту. Гриф недовольно завертел шеей:
— Ты же понимаешь, тебя уже нет на свете. Нет! Ты мертвец!
— Понимаю, — покивал старик и достал из внутреннего кармана упаковку нитроглицерина. — Я все понимаю...
Он в задумчивости присел на могилу, но вдруг оживился, воскликнул:
— Боже мой!.. Я же держал в руках!
— Ну-ну! — тоже воспрял Гриф. — Продолжай! Что ты держал в руках?
— Птицу!.. Как же я не догадался? Это был скворец!
— Какой скворец? — проклекотал Гриф. — Только не нужно играть сумасшедшего! Я знаю, ты в здравом уме и память у тебя исключительная.
— Что же это я? — растерянно и как-то счастливо забормотал Птицелов. — Не узнал... А это скворец! Наверное, зимовал где-нибудь рядом с райской птицей. И выучился петь... Другой птицы там не было! Известный пересмешник и плагиатор! Но как пел, стервец!
Он выдавил таблетку из фольги, покатал красный шарик на ладони, словно каплю крови, и широким движением забросил себе в рот. Гриф что-то почуял, сорвался со скамейки, но было поздно...
Старик мгновенно подломился и рухнул на спину, отбросив руки в стороны. Гримаса нестерпимой боли исказила лицо, но кожа в тот же миг расправилась и глаза закрылись сами собой. Гриф бросился к Птицелову, похлопал по щеке, встряхнул за плечи, затем приоткрыл веко.
Бывший начальник контрольно-ревизионной службы был мертв. Яд действовал мгновенно...
Гриф неожиданно пнул безвольное тело, выматерился про себя и кому-то резко махнул рукой. Из-за надгробных камней показались двое в спортивных костюмах, легко подбежали к мертвому Птицелову. Один тут же присел возле трупа, оттянул веки и медленно выпрямился. Оба выжидательно смотрели на полковника Арчеладзе. Тот же, склонясь над мертвым, ощупал его карманы, достал из бокового связку ключей, затем выдернул из расслабленной и еще теплой руки упаковку с нитроглицерином.
— Труп закопаете в эту могилу, — указал он на плиту, где стояла клетка. — Личные вещи и одежду — ко мне в кабинет. Охрану кладбища не снимать, пока не закончите... В руках держал! Выпорхнул... скворец!
Он сел в «Москвич», замер на секунду, потом ударил кулаком по рулю и отщелкнул трубку радиотелефона...