Сокровища чистого разума

Планы внутренних помещений форта Саймон раздобыл вскоре после его постройки – на всякий случай. Думал, пригодятся во время дурацкой войны за Камнегрядку, когда Вениамину приспичило объявить себя повелителем пустоши и напасть на трибердийцев, однако в той кампании Карузо было решено осадить, но не штурмовать, планы остались в сейфе, и теперь благодаря им лекрийский десант с легкостью вышел к защищённому командному пункту.

– Долго не протянем, – передёргивая затвор, произнёс Кучир. – У них подавляющее преимущество.

– Согласен, – поморщился Фил. – Жаль, что они успели забаррикадироваться.

– Закидаем гранатами?

– Можем навредить Холю.

– Если он там, его укрыли в самом дальнем углу. – Фельдфебель не хуже Саймона понимал ценность учёного, но инстинкт самосохранения оказался сильнее жадности, и Кучир предлагал рискнуть: – Мы сметём только первые ряды.

– Осколки тупые, летят куда попало.

– Пули тупее. – Фельдфебель выстрелил ещё раз, вернулся и закончил: – Надо решаться, господин полковник, минут через пять будет поздно.

Ответить Саймон не успел: выстрелы из командного пункта стихли, затем перестали отвечать гвардейцы, и в наступившей тишине раздался громкий насмешливый голос:

– Эй, лекрийцы, говорит губернатор Мритский. Вы уже знаете, что случилось с эскадрой?

– Знаем, – как можно спокойнее выкрикнул в ответ Фил.

– Тогда почему не убегаете?

– Потому что не дураки.

Все знали, что впереди у шлёма и когти, и клыки, а сзади – только хвост, и лучший способ умереть – повернуться к врагу спиной.

– Даю слово, что не буду вас преследовать. – Вениамин помолчал. – Я так доволен тем, что Рубен сдох, что готов подарить жизнь всем его собакам. Вырежу вас в следующий раз, ублюдки, даю слово.

– Нужны гарантии, – заявил Саймон прежде, чем его люди начали размышлять над заманчивым предложением. – Сейчас ты заперт и ради спасения шкуры пообещаешь всё, что угодно.

– Какие гарантии тебе нужны?

– Выдай Холя.

– Он был в рундере, придурок, – грубовато ответил Мритский. – Выйди из форта и собери в кулёк всё, что от него осталось.

Врёт? Или нет? Холь погиб? Теперь неважно, потому что переговоры съели всё время, что у них оставалось. Саймон жестом приказывает доставать гранаты, снимает с пояса одну из своих, выдергивает чеку и осведомляется:

– Других гарантий нет?

– Бегите, – советует Вениамин.

А через секунду к дверям командного пункта подкатывается почти два десятка гранат…

* * *

Взрывы…

Страшно…

Потрясший стены грохот, крики, ударная волна в дверь – показалось, что металлическое полотно прогнулось, – снова крики, выстрелы и снова выстрелы, очень-очень много выстрелов, слившихся в безумный, беспощадный камнепад, барабанящий по стенам и обострённым чувствам…

Свинцовый камнепад на мёртвой Камнегрядке…

Страшно…

Даже находясь в дальней комнате, за плотной дверью, всё равно страшно. От взрывов, из-за которых содрогаются стены и сыплется с потолка белая пыль. От криков боли и ярости. От хрипов умирающих. От погасшего света. От визгливого плача горничной. И самое главное – от полного непонимания происходящего. Кто побеждает? Сколько нужно продержаться до подмоги? Удастся ли продержаться?

Агафрена подносит ко рту руку и сильно кусает себя в предплечье. Очень сильно – оставляя след. Агафрене так страшно, что тошнит, и она пытается разогнать ужас болью. Она вспоминает оставшихся в Мритске мальчишек, шёпотом прощается с ними и снова кусает себя. Она не хочет, чтобы её стошнило. Она не хочет разрыдаться.

Помощь обязательно придёт – в форте полно солдат, однако лекрийский десант оказался не только хорошо подготовлен и оснащён: «У них бомбомёты!», но дрался с отчаянием обречённых и пока выигрывал.

Снова взрывы. Стрельба. У самой двери слышится стон. Стрельба. Горничная молится сквозь слезы. Агафрена держится, хочет сохранить лицо, потирает руку, радуется боли, но губы предательски дрожат, и она впервые в жизни с радостью встречает появление мужа:

– Веня!

Но восклицание обрывается, ибо вид Вениамина страшен: кровь на голове, на правом плече, лицо перепачкано и чёрным, и красным, и белым, форма порвана, измазана кровью и штукатуркой, глаза бешеные, в руке – естественно! – пистолет.

– Скорее!

Мритский грубо толкает горничную, пинком отшвыривает кресло, срывает одну из картин и давит на спрятанную под ней кнопку. Часть стены отъезжает в сторону, открывая проход в подземный коридор, и Вениамин берёт жену за руку:

– Теперь ничего не бойся. – Его голос прерывист. – Теперь всё в порядке.

* * *

Скорость – вот их главная и единственная ставка.