Сокровища чистого разума

– Ты – ключевое звено плана, Френа, сыр в мышеловке. Ради тебя Холь пойдёт на что угодно.

– Думаешь, он по-особенному относится ко мне? – подняла брови женщина.

– Вы – любовники.

– Вениамин! – Агафрена прекрасно изобразила оскорблённую невинность, но губернатор лишь поморщился:

– Дорогая, я жестокий подлец, но не дурак, я всё вижу. Вы – любовники. И доклады моих шпионов не оставляют в этом сомнений.

Возможно, не случись нападения лекрийской эскадры, угрозы бомбардировки и решения Холя отправиться на рундер, Агафрена восприняла бы заявление мужа со страхом, растерялась, а то и вовсе расплакалась, но… но сейчас она была готова к любому развитию событий, абсолютно к любому. Она стёрла с лица изумлённое выражение, похолодела глазами и почти равнодушно спросила:

– Как давно ты знаешь?

– А как давно вы меня обманываете? – вопросом на вопрос ответил Вениамин. – С твоего визита на Луегару?

Соблазн ответить «да» и тем ещё больше унизить Мритского был велик, но Агафрена понимала, что на её второго сына обрушится вся ярость губернатора, и отрицательно качнула головой:

– Нет, тогда не получилось, я не была готова…

– Не готова меня предать?

– Не готова тебе отомстить, Веня, – поправила мужа Агафрена. – Мы здесь одни, так что называй вещи своими именами.

Он едва сдержал порыв ударить её. Она заметила, но сохранила хладнокровие.

– Когда? – хрипло повторил вопрос Мритский.

– Через полтора года. Я гостила у отца, Алоиз узнал об этом, примчался…

– Можешь не продолжать… – Губернатор сжал кулак. Он знал, что жена неверна, но не хотел верить. Надеялся услышать хоть эхо сожаления и вздрогнул, когда она плеснула в него кислоту ненависти. Он не раскаялся, доведись – снова украл бы Агафрену и силой сделал своей женой, потому что обожал, не видел без неё жизни… Он не раскаялся, но ему сделалось горько. – Ты даже не представляешь, как больно мне делаешь…

– Значит, мы хоть немножко квиты.

– Платишь мне за тот случай?

– Случай? Ты мне жизнь сломал! – Агафрена не сомневалась в том, что идут её последние секунды, и не стеснялась. – Ты заставил меня думать о самоубийстве! Ты! Из-за тебя я хотела перерезать себе вены, но… Алоиз… Он… – Женщина вдруг мечтательно улыбнулась и совсем другим, очень спокойным голосом произнесла: – Можешь делать со мной всё, что хочешь. Я ни о чём не жалею. И я тебя не боюсь.

И тем ударила наотмашь.

Долго, почти минуту, в комнате царила тишина. Затем Вениамин поднялся, поправил портупею, едва слышно кашлянул, тихо сказал:

– Я тебя люблю, Френа, очень люблю.

И вышел вон.

* * *

– Ты понял хоть что-нибудь?

– Только обрывки, – вздохнул Йорчик.

– Расскажи, – мягко приказал Рубен. Но от мягкости этого старика по спине бежали мурашки. – Перечисли все услышанные обрывки, а я попробую сделать вывод.

– Боюсь, он вам не понравится, – предупредил губернатора Йорчик.

– Я готов к этому. – У Лекрийского заходили желваки. – Рассказывай!

Дослушав разговор до конца, они покинули капитанский мостик и уединились в кают-компании, куда одновременно подали лёгкий обед, но, прежде чем приступить к трапезе, Рубен потребовал подробностей.

– Я абсолютно точно слышал и смог идентифицировать следующие слова… – Руди заглянул в блокнот, хотя в этом не было никакой необходимости: короткий список он помнил наизусть. – «Такси», «эксперимент», «Агафрена», видимо имя, «кошка», «заложник» и «крейсеров не будет».

– Ты уверен, что последнее сочетание прозвучало именно так? – тяжело спросил Рубен.

– К сожалению, уверен, – уныло подтвердил галанит. – Специально или нет, но эту фразу Холь произнёс медленно.

– Холь или Гатов?

– Холь. Я знаю голос Гатова.

Старик покрутил трость, остановил её, внимательно изучая резной набалдашник, и секунд через десять спросил:

– Не могло получиться так, что Холь говорил об эскадре Мритского? То есть имел в виду, что помощи им не дождаться?

– Я не скрывал, что являюсь плохим переводчиком с камили, – развёл руками Йорчик. – Я слышу отдельные слова, но не понимаю контекст.

– То есть возможно?

– Да.

– Но ты не веришь?

– Нет.

Несколько секунд в кают-компании царила тишина. Губернатор крутил трость, словно советуясь с потёртым шлёмом, а Руди, против воли, уставился на супницу, от которой шёл восхитительный аромат. Глупо, конечно, однако вид и запах еды отвлекал учёного от неприятных мыслей.

– Будем считать, что Мритский и его умники что-то задумали, – резко вдруг произнёс Лекрийский. – И я не позволю им подготовиться. – Трость стукнула по полу, заставив Йорчика вздрогнуть. – Начнём атаку немедленно!

– Вы позволите мне остаться на земле? – тут же осведомился Руди. Ему было страшно, до ужаса страшно задавать этот вопрос, но перспектива остаться на борту идущего в бой корабля пугала ещё больше. – У меня нет никакого желания…

– Испугался последней фразы? – с пониманием уточнил губернатор.

Врать не имело смысла.

– Гатов расправился с «Горьким», а талант Холя не уступает таланту Павла, – высказал свои резоны Йорчик. – И не будем забывать, что Холь не просто так решил провести эксперимент вдали от посторонних глаз.

– Испугался последней фразы? – насмешливо повторил Рубен.