Соки земли

– Не надо быть мелочным, – говорит Елисей и дает двадцать эре, когда мог бы обойтись десятью. Торговля не может прокормить этого расточительного человека, ему необходимы прибавки из дому. Сейчас участок в «Великом» дает картофель, ячмень и сено для домашнего обихода, но остальные припасы приходится посылать из Селланро. Это все? Сиверт возит товары Елисею бесплатно с пристани. Все ли? Мать должна добывать ему денег от отца на разъезды. А теперь-то все ли? Самое худшее осталось.

Елисей действует, как безумец. Ему так льстит, что люди приходят из села за покупками в «Великое», что он с радостью отпускает им в кредит; когда об этом узналось, народу стало приходить все больше и больше, и все забирают в кредит, творится черт знает что; Елисей очень добр и отпускает, лавка опустошается снова наполняется. Все это стоит денег. Кто же платит? Отец.

Вначале мать его была верным адвокатом. Елисей считался в семье светлой головой, ему надо дать настоящий ход; вспомни, как дешево он купил «Великое», и как он точка в точку угадал, сколько за него дать! Когда отец говорил, что из его торговли выходит чепуха, мать отвечала: – Что ты понимаешь! – Она даже сердилась за такие грубые выражения, выходило чуть ли не так, что почтенный Исаак слишком неуважительно относится к Елисею.

Ну да, мать сама путешествовала, повидала свет, она понимала, что, в сущности, Елисей пропадает в деревне, он привык к лучшим условиям жизни, стал общительнее и подвижнее, ему недоставало здесь общества равных ему по развитию. Он слишком много тратил на нестоящих людей, но это он делал не по испорченности и не для того, чтоб разорять родителей, а исключительно из благородства и доброты характера, ему хотелось помочь людям, стоящим ниже его. Господи, да ведь во всей округе только у него одного и есть белые носовые платки, которые постоянно приходится стирать. Когда люди доверчиво обращались к нему за кредитом, если бы он ответил: нет, это поняли бы так, что он не такой добрый человек, каким его все считали. Кроме того, в качестве местного горожанина и гения, у него были особые обязанности.

Все это мать принимала во внимание.

Но отец, не понимавший по этой части ни аза, раскрыл ей однажды глаза и уши:

– Посмотри, вот что осталось от денег, какие мы получили за медную гору!

– Так, – сказала она, – а остальные где?

– Их забрал Елисей.

Она всплеснула руками и воскликнула:

– Нет, пора ему взяться за ум!

Бедный Елисей, он так изболтался, стал таким никчемным. Ему следовало бы все время оставаться деревенским жителем, теперь он человек, научившийся писать буквы, у него нет инициативы, нет глубины. Но он вовсе не злодей и не исчадие ада, он не влюблен и не честолюбив, он почти ничто, даже и ничтожество-то не очень большое.

На этом молодом человеке словно лежит печать какого-то несчастья и обреченности, словно заложена в нем какая-то порча. Пожалуй, было бы лучше, если б добрый окружной инженер не заметил его в детстве и не брал к себе в город, чтоб сделать из него человека; должно быть, у мальчика подрезали корни, и он зачах. Все, что он затевает, указывает на какой-то таящийся в нем дефект, какую-то черноту на светлом дне…

Он все идет и идет. Телега проезжает мимо «Великого», Елисей сворачивает в сторону и тоже обходит «Великое»; что ему делать дома, в своей лавке?

Телега подъезжает к Селланро ночью, Елисей подходит следом за нею. Он видит, как Сиверт выходит во двор, и удивляется при виде Иенсины; они здороваются за руку и оба улыбаются, потом Сиверт берет лошадь и уводит ее в конюшню.

Елисей отваживается подойти ближе; гордость семьи теперь отваживается подойти. Он не идет, он крадется, застает Сиверта в конюшне.

– Это я, – говорит он.

– И ты тоже! – говорит Сиверт и опять удивляется, Между братьями начинается тихий разговор: не упросит ли Сиверт мать, чтоб она дала сколько-нибудь денег на дорогу, пусть выручит его. Так как сейчас, больше не может продолжаться, Елисей устал, он давно уже об этом думал, это должно случиться сегодня же ночью, большое путешествие, Америка, сегодня же в ночь.

– Америка? – громко произносит Сиверт.

– Тише! Я давно об этом думал, теперь ты должен уговорить мать. Так больше нельзя, и я давно об этом думал.

– Но в Америку – как же так? – говорит Сиверт. – Нет, не надо этого делать!

– Непременно. Я сейчас же уйду и захвачу пароход.

– Тебе верно надо поесть?

– Я не голоден.

– А поспать?

– Нет.

Сиверт любит брата и отговаривает его, но Елисей стоек, раз в жизни он стоек. Сиверт совсем сбит с толку, сначала он взволновался при виде Иенсины, а теперь вдруг Елисей хочет покинуть родину, все равно, что этот свет.

– А как же «Великое»? – спрашивает Сиверт.

– Пусть достанется Андресену, – отвечает Елисей.

– Как же оно может достаться Андресену?

– Разве он не женится на Леопольдине?

– Не знаю. Да, наверно, женится.