Соки земли

Пусть отец думает, что необходимое дело, за которым Аксель Стрем ездил в город, – покупка косилки и бороны; пусть и мать тоже так думает. Но никто из них этого не думал, они довольно наслушались, что поездка эта имела отношение к недавнему детоубийству, раскрытому в их местности.

– Ну, ступай, ложись! – говорит, наконец, Исаак.

Сиверт уходит и ложится, его распирает от новостей. Акселя вызвали на допрос по важному делу, с ним поехал и ленсман. Дело было настолько важное, что даже жена ленсмана, у которой опять родился маленький, оставила ребенка и тоже поехала с ними в город. Она заявила, что хочет сказать словечко присяжным.

По селу ходили всякие сплетни и слухи, и Сиверт отлично заметил, что вспомнили и про другое, старое детоубийство. При его приближении разговоры у церкви смолкли, и будь он не тем, кем был, люди, может быть, отвернулись бы от него. Хорошо быть Сивертом: во-первых, сын богатого человека, владельца большого поместья, а потом и сам по себе толковый парень, работяга, его ставили в пример и уважали. И все время он пользовался общей любовью. Только бы Иенсина не наслушалась лишнего до их отъезда домой! У Сиверта тоже было свое, чем он дорожил, ведь и деревенские люди тоже могут краснеть и бледнеть. Он видел, как Иенсина вышла из церкви с маленькой Ревеккой, она тоже его видела, но молча прошла мимо. Он подождал немножко, потом подъехал к избе кузнеца, чтоб забрать Иенсину и сестренку.

Все сидят за обедом. Сиверта тоже приглашают, но он уже закусил, спасибо!

Они знали, что он приедет, могли бы немножко подождать; у них, в Селланро подождали бы, здесь – нет!

– Ну, конечно, это не такая еда, к какой ты привык дома, – говорит кузнечиха.

– Что слыхал у церкви? – спрашивает кузнец, хотя и сам был там.

Когда Иенсина с Ревеккой уселись в телегу, кузнечиха говорит дочери:

– Да, да, Иенсина, теперь надо тебе поскорее возвращаться домой!

Это можно понять на-двое, верно подумал Сиверт, потому что не вмешался.

Но скажи она немножко пояснее – и он, может быть, ответил бы! Он хмурит брови и ждет – нет, больше ничего.

Они едут домой, и маленькая Ревекка одна разговаривает, она полна впечатлений от виденного в церкви: священник в ризе с серебряными крестами, паникадило, орган. Некоторое время спустя Иенсина говорит:

– Какой стыд, с Варварой-то!

– На что это твоя мать намекала, когда сказала, что тебе надо поскорее возвращаться домой? – спрашивает Сиверт.

– На что намекала?

– Ты хочешь от нас уехать?

– Когда-нибудь придется же вернуться домой.

– Тпрру! – говорит Сиверт и останавливает лошадь. – Хочешь, чтоб я повернул и отвез тебя сейчас же?

Иенсина смотрит на него, он бледен, как мертвец.

– Нет, – отвечает она. Через минуту она начинает плакать.

Ревекка с удивлением посматривает то на одного, то на другую. О, маленькая Ревекка оказалась очень кстати при такой поездке, она заступилась за Иенсину, погладила ее и заставила улыбнуться. А когда пригрозила брату, что прыгнет с телеги и принесет для него хорошую розгу, невольно улыбнулся и Сиверт.

– А теперь я спрошу, на что намекал ты? – сказала Иенсина.

Сиверт, не раздумывая, ответил:

– Я хотел сказать, что если ты хочешь от нас уехать, мы попробуем обойтись и без тебя.

Некоторое время спустя Иенсина говорит:

– Да, да, Леопольдина уж подросла и может исполнять мою работу.

Обратный путь вышел очень печальный.

Глава V

По равнине идет человек. Ветрено, льет дождь, началась осенняя мокрота, но человеку это все равно, и он весел с виду, и на душе у него весело, это Аксель Стрем, он возвращается с допроса, его оправдали. И он рад: во-первых, на пристани стоит для него косилка и борона для целины, а во-вторых, его оправдали. Он не принимал участия в убийстве ребенка. Вот как бывает на свете!

Но что за часы он пережил! Когда он стоял перед судом и давал показания, ему, неутомимому труженику, эта работа показалась самой тяжелой в его жизни.

Ему не было никакого расчета усугублять вину Варвары, поэтому он всячески старался не сказать лишнего, он рассказал даже не все, что знал, каждое слово пришлось из него вытягивать, и большей частью он отвечал только «да» и «нет». Разве этого не довольно? Разве надо было раздувать дело еще больше? О, много раз казалось, что оно принимает серьезный оборот, высокое начальство в черных, пречерных, сюртуках смотрело так грозно, оно могло немногими словами повернуть все на плохое и, пожалуй, добиться его осуждения. Но они оказались добрыми людьми, не захотели его погибели. Да кроме того, над спасением Варвары работали могущественные силы, а это должно было пойти на пользу и ему.

Господи помилуй, что же его ожидало?