Союз стихий

До этого дня Джеймс не бывал в каменном доме, как его называли в деревне. Он не принимал участия в жизни деревни. С какой стати? Им не было дела до него, а ему до них. Прежде это всех устраивало.

И вот он поднялся по каменным ступеням. Изнутри пахнуло сыростью. Эхо от шагов ударило по нервам. Казалось, по узкому коридору идут не четыре человека, а целый гарнизон. В тесной пристройке рядом с кузницей стократ уютнее, чем в доме Главаы.

Спустились по винтовой лестнице. Все ниже и ниже. Глубоко под землю. Стены и потолок давили на плечи, будто заживо погребли, и Джеймс пожалел, что толпа не растерзала его. Пусть мучительная, зато быстрая смерть. А здесь, в мрачном подземелье ему, возможно, гнить годами без надежды снова увидеть солнце.

Конвоиры привели к решетке. Лязгнул замок, и Джеймса втолкнули в камеру. С хлопком решетка закрылась за спиной, словно сомкнулись челюсти хищника. Джеймса поймали в ловушку. Мечты о богатстве, светлом будущем остались за порогом камеры. Впереди ждали только лишения и смерть.

В подземелье было темно хоть глаз выколи. Где-то вдалеке коридора мерцал слабый огонек свечи. Из камеры его свет напоминал свет далекой звезды. Джеймс прищурился, привыкая к темноте. В наследство от отца-насильника ему досталось умение ориентироваться в темноте. Говорят, снежные живут в пещерах, вырытых в толще снега и льда, без единого огонька. Ему было далеко до них, но кое-что он разглядел.

Камера была квадратной. Шагов двадцать по диагонали. Три кирпичные стены и одна решетка. Окон нет. В углу стог сена вместо постели. В другом – дыра в полу. Из нее невыносимо воняло мочой.

Тело ломило от побоев. Лечь бы и забыться. Сон – единственное доступное здесь развлечение. Он приблизился к стогу, но тот зашевелился. Джеймс инстинктивно отскочил.

- Кыш! - прошипел он, думая, что в сене копошатся крысы.

- Сам кыш, - ответил стог хриплым баритоном.

Наполовину закопанный в сено, как в одеяло, в стогу лежал мужчина. Зрением полукровки Джеймс разглядел длинный прямой нос, нитевидные губы, ярко выраженные носогубные складки и выдающийся вперед подбородок – мелочи, придающие лицу хищное выражение. Черные волосы до плеч, слегка вьющиеся или просто давно нечесаные. Шрам на правой щеке - белая полоса тянулась от внешнего края глаза по скуле и отчетливо выделялась на фоне щетины. Вид у мужчины был неопрятный: замусоленная одежда, руки в копоти. Но и место не располагало к чистоте.

Джеймс попятился. Уж лучше компания крыс, чем этого человека, в котором он опознал преступника. На прошлой неделе в деревне судачили о поимке разбойника, разыскиваемого в столице за нападение и убийство.

- В чем дело, златовласка? - усмехнулся мужчина. - Ты меня испугался?

Джеймс тряхнул головой. Он привык, что цвет его волос рождает в людях ненависть, но насмехались над ним впервые.

- Мои волосы белого цвета, а не золотого, - проворчал он.

- О, прощу простить за ошибку. В темноте сразу и не разберешь, - мужчина явно издевался. - Тогда я, пожалуй, буду звать тебя белокурым, раз уж ты будто девица зациклен на цвете своих волос.

- Зови, как хочешь, - Джеймс махнул рукой. – Мы долго не протянем, а пару дней я потерплю.

- Лично я не намерен умирать, - ответил мужчина. - У меня куча планов. Кто их выполнит, если меня лишат головы?

- Лишат головы? Не много ли чести? Скорее уж повесят или четвертуют зевакам на забаву.

- Говори за себя. Меня в этой убогой деревеньке не тронут. Нет полномочий, - мужчина сел, стряхнув с одежды сено. - Меня отправят в столицу для суда. Не сомневайся, я туда не доеду.

- Куда ты денешься?

- Сбегу, - сказал он спокойно, словно проделывал это не раз. - В дороге масса шансов для побега. Не то, что в этом клоповнике.

Мужчина с досадой пнул ближайшую стену, как будто она виновна в его несчастьях.

- Как тебя зовут? - спросил он.

- Джеймс.

- За что сцапали?

- Подозревают в сговоре со снежными.

- Серьезное обвинение, - кивнул мужчина и представился: - Элай. Я здесь по обвинению в нападении на экипаж купца.

- Ты его совершил? - поинтересовался Джеймс.

- Как и множество других, - ответил Элай. - Я из тех, кто добывает пропитание собственным трудом.

- Ты называешь грабеж трудом?

- Каждый зарабатывает, как может, - пожал плечами Элай.

Джеймс не нашелся, что ответить. Он всегда выступал за честную жизнь и куда это его привело? Односельчанам нет дела: виноват он или нет. Они жаждут мести, а он под руку подвернулся.

Элай откинулся на спину, вытянул ноги и скрестил руки на груди. Он точно лежал не в стогу отсыревшего сена, а на шелковых простынях. Джеймс в отличие от него не мог расслабиться. Он размышлял над тем, какой приговор его ждет. Будет ли суд? Выступит ли кто-нибудь в его защиту?

Хорошо, мама не дожила до этого дня. Не увидит его мучений. При воспоминании о матери сдавило сердце. Некому зажечь погребальный костер в ее честь, чтобы он освятил ей путь в мрачный шатер Вела - бога мертвых - на вечный пир. Эта мысль терзала душу Джеймса сильнее, чем страх за свою жизнь.

Глава IV