Союз одиночек

– Нам только Шамбалы не хватает, – хмыкнул Геральд. – А так полный набор, на все вкусы. Кстати, вот это больше всего настораживает.

– Что именно?

– Кто-то умело играет на людских слабостях, причем задействовал всю октаву – от алчности до тщеславия. Уж не следят ли за нами со стороны?

– Имеешь в виду…

– …совсем чужих, – кивнул Геральд. – Из очень дальней стороны – может, с того света.

– Ты что, дорогуша, моих опусов переел?

– Ага, лишь этим и занят – когда не сплю.

– С кем? – сейчас же спросил Борислав. – Опять подцепил какую-нибудь кралю?

– Подцепить можно триппер, – фыркнул барон. – Филолог!

– Иногда лучше уж его. Между прочим, ты сам помянул слабости…

– Ну, договаривай.

– Будь ты у меня в персонажах, уж я бы знал, чем тебя купить.

– Это не слабость, мой друг, – потребность, – возразил Геральд. – Более того, необходимость. Без этого мир тускнеет вдвое. А то и больше.

– Тем дешевле ты купишься, – проворчал гигант. – Сколько тебя знаю, вокруг – мамзельки. Все доказываешь свою неувядающую потенцию?

– Зачем доказывать? Я реализую.

Однако Геральд задумался – действительно, тут могла найтись слабина. А сочинитель тем временем продолжал:

– Вообще, у персонажей должны быть простые мотивы – иначе не увлечь. Публика сопереживает, когда понятно. А высокие помыслы хороши в сказках. По большому счету людишек не волнуют идеи. Зато они стремятся примкнуть к стае, желательно крупной, и занять там место потеплее. Вот ты, барон, не хочешь заделаться герцогом?

– Да на кой? – фыркнул тот. – Проку нынче от герцогства!..

– В народе станут уважать больше.

– Да неинтересны мне те, кто уважает за титул.

– И у самого прибавится уверенности.

– О, уж с этим порядок!..

– Тогда подумай о богатстве – настоящем, неисчерпаемом.

– Что толку в роскоши, когда не станет сил? А копить на старость – это такое занудство!

Гигант благодушно хмыкнул:

– В гонки-то, поди, балуешься еще?

– А куда деваться, если гоняют, – улыбнулся Геральд. – Но вообще хорошие игры люблю по-прежнему. Знаешь, Бур, когда я был вдвое моложе…

– Ну?

– …я желал почти того же и чувствовал себя, как сейчас. С тех пор у меня не изменились ни формы, ни темперамент – разве прибавилось морщин. Я и поныне не уступлю молодым энергией и выносливостью. Но долго ли продержусь на этой полке?

– Второй твой бзик, – отметил Борислав.

– Лучше иметь несколько, – засмеялся Геральд. – Отличное средство против мании!

– А вот я живу в согласии с возрастом. Каждой поре – свои цацки.

– Значит, я из тех, кто не взрослеют.

– Будешь гнаться за поездом, пока не свалишься под колеса? Говорят, Цибульский так погиб.

– Кто?

– Да был такой актер.

– А-а, ну да… Слушай, толстяк, – вдруг повернул Геральд, – а не хочешь поработать со мной в спарке? Как в прежние времена – помнишь?

– А сочинять за меня станет Пушкин, – прибавил Борислав, снисходительно кивая. – Как бы коллега, да?

– Нашел о чем переживать. Здесь и без тебя такого насочиняют!..

– Не-ет, старина, я уж отбегался, отстрелялся. Теперь для меня главная радость: созерцать… Ну, еще осмысливать, понимать, увязывать. А также строить схемы и прогнозы.

– Не рано ли сдался, Бур? У тебя ж сила, как у медведя! И со здоровьем, поди, проблем нет.

– Потому и не хочу подставляться под пули. С возрастом осознаешь, что главное достояние – голова. А мысль, говорят, убивать нельзя, хотя охотников хватает. Вот ежели б мне предложили планировать операции…

– Додумался, молодец! То есть я стану вкалывать за двоих, а ты, белая кость, будешь подбрасывать мне идеи?

Борислав ухмыльнулся:

– Ну, раз тебе хватает своих… А у меня, видишь, главные мысли сейчас о романе. Я не имею в виду этот, – кивнул он на дверь. – Хотя и тут закручивается лихо. Но два романа не потяну – какой-то придется тормознуть. Да ведь и ты не любишь параллелить?

– Неразрешимая проблема, – вздохнул Геральд с сочувствием.

Гигант зычно фыркнул.

– Ты не мешай меня с мягкотелами, – попросил он. – Пока что я вижу цель и стены прошибать способен. Вот только зачем исполнять это лбом?

– А тут не до выбора частей – уж что подвернется!.. Кстати, откуда такой разгул маньячества? В прежние времена эти красавцы были наперечет, а ныне, говорят, бродят стаями.

– Так ведь сами взрастили, – сказал Борислав. – Веками в людях копили муть, а теперь ее всколыхнули извне – вот и выплеснулось.

– Все-таки «извне»? – не пропустил Геральд. – Значит, и ты склоняешься к версии пришельцев. Космических или иных?

– Ну, для инопланетян они знают нас слишком хорошо!

– Может, бывшие люди? То есть почившие, но не вполне.

– Или будущие, – прибавил сочинитель. – Этакая цивилизация могучих детей, разжившаяся опасными игрушками. Между прочим, едва не все наши комплексы – из детства. Оттуда же, видимо, и твоя ненависть к насильникам.

– Людовед! – хмыкнул Геральд. – Хотя больше смахиваешь на людоеда.

Тут как раз принесли горячее, поменяв разоренные тарелки на дымящиеся, исходящие искусительными ароматами. И опять скоренько удалились, чтобы не мешать общению, – дисциплина на уровне.

– Кстати, о детях, – сказал барон, как только закрылась дверь. – А про Питомник ты ничего не слышал?