Союз нерушимый (СИ)

Каждый подавлявший своим величием исполинский зал с мозаикой, бюстами, картинами и колоннами, каждый коридор, каждый чулан и каждая лестница огрызались огнём и отрезали от моего организма ещё часть. Пули и гранаты уродовали мрамор и гранит, раскалывали скульптуры и отбивали части мозаики, разрывали и поджигали флаги.

Роботы падали, но вместо них рядом со мной вставали люди, живые люди. Дзержинцы, милиционеры, сотрудники Конторы, увешанные медалями старики - все вместе, как один человек, поднялись на защиту своей Родины в трудный час. Казалось, что на место каждого умершего с оружием в руках, на вдохе вставали ещё двое, готовые отомстить и довести правое дело до конца. Но мост не был пройдён даже наполовину - и это удручало.

- Палыч, кровью умываемся! Вертолёты где, мать твою ети?! - завопил я, и тут же, словно отвечая на мой вопрос, крыша рухнула, брызнув во все стороны каменной крошкой.

Из пролома вместе с крупными белыми снежинками вниз устремились трассы автопушек. Они шарили по полу, будто лазерные лучи из старых фантастических фильмов, и сеяли кругом смерть и ужас, а потом, следом за пулемётами, к полу скользнули чёрные тросы, и по ним спустились чёрные бронированые мастодонты в "четвёрочке" - отряд "Альфы".

Я выдохнул с облегчением: наконец-то, подкрепление, да ещё какое! Дальше дело шло куда веселее: мост мы проскочили, разя отступающих, раздербанивая пулемётные гнёзда, взрывая, стреляя и множеством способов уничтожая изменников. Спецназовцы не уступали в эффективности боевым машинам: укрываясь за щитами, споро продвигались, убивая всё, что находилось не по ту сторону баррикад.

Моя новая армия рвалась всё дальше и дальше, до тех пор, пока перед нами не очутились огромные, размером с подъемный мост замка, резные двери в Зал Советов - исполинское куполообразное помещение, центр Союза, место, где собирались депутаты со всех советских республик для того, чтобы решать судьбу более чем половины мира.

По крайней мере, так провозглашалось с плакатов, экранов и мониторов. Мы вышибли двери и всей оравой ввалились в подавлявший своими масштабами и величием зал, украшенный колоннами, бронзовыми гербами, флагами, мрамором и бархатом.

Кресла спускались амфитеатром к деревянной трибуне, над которой висело громадное красное полотнище высотой с девятиэтажный дом. Рабочие места депутатов подле него были заняты, но люди неестественно уткнулись лбами в столешницы, а рядом с ними темнели бурые пятна крови. Не надо было иметь сверхразум, чтобы догадаться: все эти люди мертвы.

Я окружил депутатов и громко выругался - мы безнадёжно опоздали.

- Палыч! Палыч! - вызвал я начальника и опять услышал крик боли.

- По рации! По рации, мать твою! Садюга! - просипел он, и я сообразил воспользоваться своим физическим телом. Оно сейчас казалось таким маленьким и незначительным, особенно в сравнении с остальной мощью...

- Прости. Мы в зале советов. Депутаты убиты!

- Все?! - ахнул шеф. Я живо представил, как он хватается за голову и выдёргивает остатки и без того реденькой шевелюры.

- Нет! - в тепловидении некоторые тела светились ярче остальных, значит, либо в них ещё теплилась жизнь, либо они просто не успели остыть. Я бегло осмотрел счастливчиков. - Есть один!

Курсанты, ветераны и милиционеры закрывали рты ладонями и отворачивались, но некоторые принялись ходить по залу, что-то выискивая, чем безумно раздражали. Я подвёл моё биологическое тело - отвратительно медленное, глупое и неповоротливое - к депутату, сохранившему сознание.

Впрочем, я не мог назвать его везунчиком: из уха полного мужчины в очках вытекала струйка крови, а живот представлял собой жуткое зрелище - лохмотья ткани вперемешку с плотью. Совершенно точно ему осталось недолго.

- Это он! - вскрикнул несчастный и визгливо захохотал. - Это он!

Мы огляделись.

- Кто? - спросил я сотней глоток сразу и, увидев неподдельный ужас в глазах живого мертвеца, повторил биологическим телом: - Кто это?!

- Он!.. - депутат закашлялся. - Он сейчас... Он!.. - снова приступ кашля, кровавая пена изо рта. Месиво, в которое был превращён живот, мерзко зашевелилось.

- Гадость...

- Что-то наверху! - заверещал Палыч. - Наверху что-то!

- Что именно и где? - снова рыкнул я не по рации, едва не спровоцировав у начальника инсульт.

- Статуя Ленина! Самый верх! Там телекоммуникационное оборудование, мы только что зафиксировали какой-то сигнал! И что-то после него мне как-то поплохело...

- Кофе пить меньше надо, - не удержался я от колкости. - Что за сигнал? У тебя же есть авиация, разнеси статую к едрене фене!

- Стрелять в голову Ленину на виду у всего Союза? Сдурел?!

- А ты хочешь, чтобы этот сигнал на нас какую-нибудь хрень типа ракет навёл?

- У него там заложники!

- Да какая уже разница?!

- Майор Иванов! - отчеканил Палыч. - Это приказ! Нельзя стрелять в Ленина, это же долбаный символ! И заложники, на минуточку, живые люди! Приказываю взять статую, а то чёрт знает что... А-а-а! - фраза оборвалась на полуслове.

- Что такое?! - быстро спросил я.