Майскими короткими ночами, отгремев закончились бои… Музыка из репродуктора на киевском вокзале. Станция Киев-товарная рядом совсем, разгружаться нам приказано, срочно, что за черт? Офицер-порученец прибежал из штаба. Приехали — в Киеве мятеж!
Бандеровцы? А здесь-то они что делают, как оказались? Сгрузиться, занять оборону, доложить о выполнении! Следующий приказ — оставить часть сил для удержания Киев-товарной и вокзала, выдвигаться к штабу округа. Настроение было, если честно, хреновым — ну не предназначены самоходки, чтобы в городе легкую пехоту и диверсантов гонять! Мы в Берлине от фаустов большие потери понесли, чем в драке с эсэсовскими «тиграми» на Зееловских высотах! Но приказы не обсуждаются — следуем!
Да, дело тут еще хуже. Еще и некоторые части гарнизона подозреваются в ненадежности, так что наш калибр сто двадцать два тут будет очень к месту! Не дай бог, по своим стрелять придется — но обошлось. После мне рассказали, что бунт действительно готовился — так, в казармах на Саперном Поле, повар одной из частей оказался завербован бандеровцами, и всыпал в котел яд, а призывники с западенщины есть отказались. Из сотни отравившихся, едва половину сумели откачать! Еще в двух местах западенцы пытались оружейки захватить, дело до стрельбы дошло, убитые и раненые были с обеих сторон — но наши победили!
И банды по городу болтаются. У нас боекомплект лишь в машинах, и еще один в вагонах, как НЗ. Округ транспорт выделил, послали снарядами загрузиться на склад, так по пути какие-то напали, обстреляли, прорываться с боем пришлось, двое бойцов ранено. А цистерна соляра на товарной станции нашлась, приказом из округа реквизировали. Продсклад тоже наличествует, так что стало веселее — и БК, и топливо, и еда есть, нормально воевать можно, не как в сорок первом.
Ночь прошла спокойно, хотя в городе несколько раз слышалась редкая стрельба. Спать пришлось по-фронтовому, в машинах, или на брезенте поверх мотора, или в пакгаузах товарной станции. Под утро послышался шум самолетов — наши, «дугласы», шли на посадку в Жуляны рядом. Надо думать, не пустые идут — но нам ничего не сообщали. А около двенадцати на привокзальную площадь вышла толпа. Человек триста, может больше, красные знамена, портреты — на вид, как первомайская демонстрация. Не доходя полсотни шагов до самоходок и цепи нашей пехоты, толпа остановилась, и стала кричать — зачем вы пришли? Что вам надо? Вы в нас стрелять хотите? Вернее, как я заметил, кричало всего несколько вылезших вперед, и первые ряды их поддерживали. Назад, не сметь дальше!
А они кричали, мы не против Сталина, мы за УССР. И еще что-то про «не хотим голодать», и мне показалось, что некоторые были пьяны. И еще в толпе были видны какие-то, с красными повязками, явно командующие и направляющие. Что сразу насторожило — особенно после вчерашних событий и ночной стрельбы. Честно скажу, будь это просто площадь, в мирное время, с нашими советскими людьми — еще неизвестно, как бы все повернулось.
Они кричали — как в книге Экзюпери про Францию сорокового года, толпа беженцев и французские солдаты. Вот только «наступающих бошей», от которых все бежало, не было видно. В штабе округа еще вчера сказали нашим политработникам, в чем причина спора, ну какая разница, ССР или АССР, только в теоретическом праве выхода из Советского Союза? Вот она, бандеровщина — сначала первый маленький шаг в сторону, а дальше по нарастающей? Значит это — враги? Или наши обманутые, верящие не в то? С немцами было проще, по крайней мере не надо задумываться — вылез бы на эту площадь батальон СС, тут бы и остался.
И тут на левом фланге из толпы выскакивают несколько фигурок — мне показалось, что это подростки, или даже дети. Взмахивают руками, летят бутылки — и крайнюю самоходку охватывает пламя! А дальше все пошло само собой. Война, с которой мы пришли, вбила в нас на уровне рефлексов — при нападении, стреляй, все прочее — потом. Первые выстрелы в ответ раздались еще за доли секунды до того, как я отдал приказ.
Поверх голов? Но тут «горыныч», стоявший с самоходками в одном строю, выпустил сразу три стометровые струи огня, прицельно, прямо по толпе. Позже Скляр, посаженный на трофей еще в Берлине, как «безлошадный», оправдывался, что ему было стремно, на семь человек два люка, и бак с огнесмесью прямо под ногами. А тогда смотреть на результат было страшно — кажется, на площади против нас не уцелел никто, по крайней мере, живых не было видно, может кто-то из задних рядов успел удрать.
И эта картина была для меня страшнее боев в Берлине. Там были немцы, здесь — свои.
Доложили в штаб. Все как было — подверглись нападению вооруженной толпы, потеряли одну машину, экипаж успел выскочить, хотя все с ожогами. Атака отражена огнем, с большими потерями для напавших. Получили втык, как допустили, надо было сразу стрелять, «не жевать интеллегентские сопли — против вас безусловно, враждебный элемент». И в следующий раз не ловите ворон! Кажется, там не поняли, что «огонь» здесь означало, буквально.