Союз нерушимый

И тут выскакивает какой-то, в военном, медали на груди, и орет — братцы, за что сражались? Мы, значит, против немцев себя не жалели, а нам такое в благодарность? Мы еще стерпим, привычные — ну а дети-то наши отчего с голоду пухнуть должны? И еще, кто-то — ораторов таких по всему рынку повылезало как чертей из бочек! Что мы не быдло и не рабы — айда все на Крещатик, и к партийной власти — покажем ей, что народ хочет! Власть наш послушает, поскольку и сама она желает Украиной остаться, это московские требуют к себе подгрести! Кто хочет, чтобы по прежнему все было, давай за мной, сюда — ну а кому охота, чтобы завтра и они сами, и их семьи, с голода дохли, те остаются, пускай о них московское начальство и дальше ноги вытирает!

Многие остались, в основном городские. Кто-то даже про бандеровскую провокацию кричал, мол, предупреждали их — так этот, с медалями, того крикуна за грудки — это я-то бандеровец, только что из Берлина, демобилизован, от Сталинграда прошел? Какой к чертям Бандера — мы хотим лишь, чтобы нас в Россию не передавали! Смотрю, тут же мигом откуда-то и флаги красные появились, и портреты — Ленин, Сталин. Я и успокоился — ну значит, все законно! И подумал даже — а может это местные, киевские партийные, открыто с Москвой спорить боятся, и хотят, чтобы мы им подмогли? Да еще и горилка проклятая — сказали, что те, кто пойдут, будут получать наркомовские сто грамм еще и еще, как на фронте перед атакой — ну а кто по домам, так для вас сухой закон уже сейчас и начнется. Ну кто ж откажется?

Я уж после заметил, что и орут, и горилку разливают, и флагами размахивают, и нам указывают, куда идти — какие-то одни и те же, иные даже со зброей, и все с красными повязками на руке. Как красногвардейцы в семнадцатом, из фильма про Октябрь. И ведь командовали привычно — я уверен был, что это райкомовские! А уж когда все по команде грянули «Вихри враждебные», так и вовсе, никаких сомнений! Так по улицам строем и шли, с флагами и песнями, как на Первомай, и никаких бесчинств, господь упаси, это после уже началось!

Пришли к дому на Орджонокидзе, где самая главная партийная власть в Киеве сидит, всю площадь запрудили. И кто-то их этих, с повязками, орет в рупор, громко так — Кириченко, выходи! Или ты трус, народу в глаза смотреть? А там лишь милиция с дверей, нам кричат — расходитесь, не нарушайте! А этот с рупором — видите, люди, не хочет нас власть слушать, за скотину считает, с которой и говорить западло! Пусть московские выйдут и скажут, будет завтра у нас еда, или нет?

Что после было, я не видел, не в первом же ряду стоял! Вдруг выстрелы откуда-то, и вопли «убили!». А затем все как-то вперед ломанулись, и я тоже, ну нельзя было никак, в толпе! Вой, крики, кого-то ногами топтали — клянусь, гражданин начальник, я к тем милиционерам не притронулся, я их даже не видел! И камни в окна не я швырял, а уж бутылок с горючкой вообще в руках не держал, и не знаю я, откуда они появились! И внутри я никого не тронул — просто, раз уж пришли, любопытно было, никогда я раньше в том дворце не был! И я опять же, в задних рядах был — я там вообще ни с кем из партийных лицом к лицу не встречался, да там только милиция была, и говорят, едва десяток тех, коммунистов, и то не из власти а мелочь. И я не знаю, кто там кого из окон выбрасывал — мы оттуда быстро убежали, потому что в первом этаже пожар разгорался, дым валил, страшно было, а вдруг сгорим — и еще снаружи бутылками пуляли в окна, даже когда мы внутрь уже вошли!

А после на площади нам горилку раздавали. Машины подъехали с бочками — и в рупор: получите свои наркомовские! Очередь сразу, и каждому честно налили. А затем какие-то, с красными повязками, вылезли на ступени, чтобы их видно было лучше, и сказали, что раз власть сбежала, а без власти никак нельзя, то объявляем о создании Временного Революционного Комитета, которому принадлежит вся власть в Киеве. И что это никак не против товарища Сталина и дела коммунизма — а всего лишь, чтобы Украине быть, а вы все были сыты. И что будет создана народная милиция — кто желает, подходите, записывайтесь, сразу оружие выдадим. А позади этой гоп-компании дворец горел, все шибче, пламя и дым из окон.