Союз нерушимый

Так и получилось. Помощник капитана буксира «Волгарь», бывший сержант Артюшин, хоть и удивился просьбе своего бывшего командира, но вопрос задал всего один — «Этот с вами?», имея ввиду упакованного на заднем сиденье ГБэшника. Получив утвердительный ответ, снял фуражку, взъерошил свои светлые волосы и неожиданно широко улыбнулся.

— А ведь вы нас такому не учили, товарищ командир.

— Зато учил вас быть готовым к любой неожиданности.

— Это точно. Ну, тогда пошли, что время терять. Вот только давайте мы вашу машину на угольный склад загоним. И внимания привлекать не будет, и сохранится в целости.

А еще минут через десять, буксир, шлепая плицами колес по воде и раскачиваясь на волжской волне, резво отошел от берега.

Теперь до дивизии, можно сказать, рукой подать. А самое главное, можно воспользоваться телефоном.

Свои действия, в случае возникновения подобной ситуации, Новиков просчитывал уже давно. Так что никакого экспромта не было. Расчет и ненависть.

Поднятая по тревоге дивизия входила в Саратов. Тихо. Без стрельбы и излишнего шума. Разведчики и стрелки занимали перекрестки и ключевые объекты. Благо весь Саратов, это две основные улицы — проспект Ленина и улица Чернышевского. А все предназначенные к захвату объекты расположены рядом друг с другом. Тяжелая техника блокировала железную дорогу и аэропорт, а так же все выезды из города. К двум часам ночи весь центр города и его важнейшие объекты находились под контролем дивизии Новикова. Пришло время заниматься тем, ради чего все это и затевалось. Гражданина Сорензона Янкеля Шмаевича взяли так же тихо и аккуратно, как и город. Одновременно с ним и еще почти сто человек. Так что, когда утром город проснулся, то власть в нем была уже другая. Нормальная, советская, как и положено по Конституции.

Единственная телеграмма из Саратова за все это время ушла за подписью Новикова, Черфаса и начальника секретного отдела дивизии Коломийца. Адресатов было двое. Фрунзе и Зиньковский. Текст короткий, но весьма и весьма будоражащий: «Силами первой Отдельной особой танковой дивизии, при поддержке органов внутренних дел, представителей исполкома Саратовского областного совета и трудовых коллективов, была предотвращена попытка контрреволюционного переворота в области и областном центре. Задержаны и в настоящее время находятся под следствием Председатель исполкома Фрешер Е.Э., первый секретарь Саратовского обкома ВКП(б) Криницкий А.И., начальник Управления НКГБ по Саратовской области, комиссар государственной безопасности I-го ранга Агранов Я.С., а также их сообщники».

Телеграмма помогала выиграть время. А время было необходимо, чтобы по горячим следам раскрутить всю эту кодлу не только на признательные показания, но и получить железные, «неубиваемые» доказательства. Вот кому во всей этой ситуации искренне сочувствовал Новиков, так это Коломийцу. У майора просто не было выбора. Или ему нужно было срочно получить доказательства вины арестованных, или он станет «козлом отпущения». А таких «козлов», как известно, просто забивают. Новиков не собирался подставлять толкового и вполне вменяемого секретчика, но знать тому об этом было совсем не обязательно. Злее будет работать. И Коломиец работал. Носом землю рыл! Да так, что только пыль летела. Не один конечно, с помощниками. С теми, кого сам выбрал из сотрудников аппарата НКГБ. Там ведь тоже немало нормальных людей было. И ведь нарыл! Такого нарыл, что Новиков, знакомившийся с материалами расследования, на какое-то время потерял дар нормальной, литературной, речи. Да и тяжело это все было описывать нормальными словами. Видимо, нет их в «великом и могучем». За ненадобностью нет! Не творилось такого на Руси, вот и не создали таких слов. Подлость, гнусность, предательство, изуверство — все это не то! Это бледные подобия. Короче говоря, отвел душу, пар сбросил и тут же приказал со всех, кто хотя бы прикасался к этим материалам, взять подписку о неразглашении. И это был не всплеск бюрократической истерии. Это было единственное возможное решение. Ибо, если эти материалы, хоть в какой форме дойдут до населения — то начнется всероссийский погром. Причем в таком масштабе, что все эти придуманные ужасы «Холокоста» покажутся детской шалостью.

А Черфаса, после того как он проблевался, пришлось связать. Тот уже вытащил из кобуры свой наградной маузер и собирался лично понаделать вентиляционных дырок в таком количестве голов, на которые у него патронов хватит. Уже связанный и уколотый какой-то дрянью, он плакал и кричал, что если ему не дадут своими руками убить ЭТИХ, то он жить не сможет. Что мы не понимаем, как ему больно и стыдно, что он родился евреем. И как ему после этого людям в глаза смотреть?!

Сейчас с ним говорить было бестолку. А потом придется. И разговор будет очень непростым.