Союз нерушимый

Вечером 29 августа 1939 г. финляндский посланник в Москве Ирие-Коскинен был вызван в Народный комиссариат иностранных дел, где заместитель наркома В. П. Потемкин вручил ему новую Ноту Советского правительства: «Ввиду сложившегося положения, ответственность за которое ложится на правительство Финляндии, правительство СССР пришло к выводу, что больше оно не может поддерживать нормальных отношений с финским правительством и поэтому признало необходимым немедленно отозвать из Финляндии своих политических и хозяйственных представителей». Это означало разрыв дипломатических отношений между СССР и Финляндией.

Ранним утром следующего дня был сделан и последний шаг. Как говорилось в официальном сообщении, «по приказу Главного Командования Красной Армии, ввиду новых вооруженных провокаций со стороны финской военщины, войска Ленинградского военного округа в 8 часов утра 30 августа перешли границу Финляндии на Карельском перешейке и в ряде других районов». Война началась.

А для Новикова она началась вызовом к Фрунзе и постановкой перед ним задачи немедленно вылететь в действующую армию с целью проведения инспекции действия бронетанковых войск и оказания им всяческой поддержки. В том числе и по вправлению мозгов кому надо.

На невысказанный вопрос: «А что же моя армия?» — последовало четкое указание: дивизиям и отдельным полкам армии в соответствии с графиком (который Новикову и его штабу еще предстояло разработать), быть готовыми к выдвижению в зону боевых действий. По очереди.

Идея начальства была Новикову понятна, хотя и несколько удивила поначалу — обкатать как можно большее число дивизий в реальных боевых условиях. Все же никакие учения и маневры не заменят настоящего боевого опыта. Вот что его действительно удивило, так это срок, на который ему необходимо было предоставить график. До конца ноября 1939-го. Три месяца! Это ведь значит, что раньше декабря решительные действия по прорыву обороны финнов не планируются. Вот тут у Новикова невольно и вырвалось: «Почему»?

Фрунзе, лично ставивший задачу своему представителю, некоторое время, молча, внимательно смотрел на Новикова. Наконец, видимо что-то для себя решив, встал и подошел вплотную к замершему Новикову.

— Николай Максимович, ты ведь понимаешь, что я просто-напросто не обязан отвечать на твой вопрос? Но. «Каждый солдат должен знать свой маневр» — как говаривал товарищ Суворов.

Фрунзе подошел к большой карте, на которой отображалась вся советско-финская граница.

— Я считаю, что Вам, товарищ чрезвычайный инспектор бронетанковых войск, это действительно надо знать. И понимать.

Фрунзе слегка похлопал ладонью по карте.

— Да, мы могли бы сейчас разгромить финнов в течение двух-трех недель. И что тогда? Мы бы победили тактически и проиграли стратегически.

Нарком, отдернул штору, которая скрывала огромную карту Европы.

— Эти «сердечносогласованные» не могут не ответить на такое усиление Союза. Я имею в виду не только СССР, но наш союз с Германией. Даже в первую очередь его. И они нанесут удар. Но где и когда? И что нам делать? Ждать? Или нападать первыми? Нападать и становиться в глазах тех, кто сейчас на нашей стороне, агрессором? Вот мы и решили, что сложившуюся ситуацию надо использовать по максимуму. Мы должны вынудить Антанту напасть на нас сейчас и здесь. А им для этого необходимо время. Вот его мы им и предоставим. И, заодно, постараемся убедить в нашей слабости и неготовности вести масштабную войну. И тебе, Николай Максимович, придется не только отслеживать и направлять действия твоих любимых танкистов, но и тормозить их. Остужать слишком горячие головы. И ни словом, ни намеком не дать понять — для чего это делается.

— Михаил Васильевич, я не подведу.

— А я и не сомневаюсь.

Фрунзе аккуратно задернул штору перед картой и снова сел за стол, жестом приглашая Новикова присаживаться рядом.

— Теперь давайте подробнее пройдемся по вашим задачам.

Первый этап боевых действий прошел практически по плану, почти без сучка и задоринки. По плану. «Да, планы мы выполнять умеем. Этому научились. А вот дальше. Дальше уже не только планы, но и импровизация. А вот с этим заметно хуже» — такие мысли появились у Новикова уже на второй день его нахождения на фронте.