Союз нерушимый

Родин сидел за столом президиума, слушал полковника, смотрел на лица сидевших напротив него летчиков и техников и чувствовал, как между лопаток бежит холодный ручеек. «А ведь это война. Пускай не сегодня или завтра, но уже скоро. И это будет не Китай. Это будет…. Мировая война это будет. Война. Эх, ты ж мать…, и в…сто раз! И ведь знал и ждал, что это будет. Что это неизбежно. Но вот так… У-у-у. сучье племя! Не на тех хвост поднимаете! Это вам не меченый либераст! И не подло-блаженный Николашка! Сейчас у нас есть Сталин! И значит — вам придет…, такой толстый и пушистый северный зверек» — Родин так завелся, что со всей своей немереной силы ударил по столу кулаком. Для него последствия сего действа были очевидны, а вот для окружающих вид разваливающегося в щепки от воздействия командирского кулака стола, был таким откровением, что куда там святым отцам. Про себя Родин только и успел подумать: «Мать, твою»! Но, мать — матерью, а делать что-то надо. Вон, докладчик стоит на трибуне как памятник самому себе. «Ну, и была, не была! Придется сейчас речь толкнуть. Только бы запал не потерять».

Не потерял. И запал не потерял, и мысль, и всю свою, накопленную за обе жизни, ярость и ненависть. Не только не потерял, но и сумел донести до своих товарищей. До тех, с кем завтра ему придется драться плечом к плечу с лютой вражиной. И вывод сделал из всего этого вполне понятный и всем присутствующим близкий.»… Драть я вас буду так, что клистир со скипидаром вам будет казаться мамкиным поцелуем! Но лучше вас буду драть я, чем «лимонники» и «лягушатники». А уж вы потом будете драть их! Да так, чтобы только крылья, да дерьмо от них в разные стороны летело»!

И ведь проняло народ. До самых печенок — селезенок проняло! Хлопали ему так, что стены дрожали, и штукатурка с потолка сыпалась. Да и полковник с управления, к большому удивлению Родина, его тоже похвалил. «У вас острое политическое чутьё и правильный, большевистский, подход к порученному Вам делу».

Зимний Каспий, даром, что внутреннее море, сюрпризов и неприятностей может предоставить не меньше, чем любой океан. Поэтому первые полеты и тренировки начали на суше. Да и оценить Родину уровень подготовки летчиков нужно было самому. Мало ли что в документах напишут? Короткий световой день использовали до предела. И-16 и учебные двухместные УТИ-2, казалось, постоянно висели в воздухе. Труженики Р-5 часами курсировали вдоль побережья и над горами — отрабатывали штурманскую подготовку. Новых самолетов, предназначенных для комплектации авиагруппы, пока еще не было. Да и не нужны они пока. А вот попозже, к весне, Громов обещал, что будут точно.

Через две недели, когда ему уже удалось составить личное впечатление об уровне подготовки личного состава, Родин решил провести небольшое показательно учение. «Избиение младенцев». Ну, это название он, конечно, не афишировал, но показать этим молокососам, возомнившим себя элитой флотской авиации, что они такое на самом деле, было жизненно необходимо.

Учения, а для себя, и в разговорах с начальником службы летной подготовки Борщом (ну фамилия у человека такая, что ржете?), иначе как учением, это Родин не называл. Итак, первый этап — индивидуальное пилотирование и воздушный бой. Второй этап — атака истребителей на строй бомбардировщиков. «Вот и посмотрим на вас, орлы. Не рано ли вы перья распушили и хвосты задрали. Форсить в кожаном реглане и неуставной фуражке перед местными девицами большого ума не надо. А вот на деле и посмотрим — откуда у вас головы и руки растут» — вот в таком отеческом тоне и напутствовал своих «цыплят» старый, тридцатилетний, орел, полковник Родин.

Главными «экзаменаторами» были Родин и Борщ, единственные в полку, кто имел реальный боевой опыт. Ну и что с того, что Родин воевал на бомбардировщиках? Чтобы противостоять атакам истребителей, ему жизненно необходимо было знать их тактику и возможности. Да и возможности потренироваться самому он никогда не упускал. Только делал это подальше от аэродрома, чтоб не смущать неокрепшие умы.