Свидетельские показания М.С. Горбачева, данные под присягой на заседании Верховного Суда РФ 7 июля 1994 года:
“…К середине августа 1991 года Союзный договор, рожденный в тяжких муках, был готов к подписанию. Одни считали, что этот договор провоцирует развал Союза, так считали, например, и участники августовского заговора. Другие утверждали, что договор призван сохранить империю. Вот в такой обстановке, при расколотом обществе, при наличии очень сложной ситуации необходимо было найти тот вариант документа, при подписании которого обеспечивалось сохранение страны, государства, и уже тогда искать пути выхода из кризиса, в котором мы оказались.
И еще. К этому времени мы уже имели антикризисную программу кабинета Павлова. Она уже была принята Верховным Советом, и, что особенно важно, ее рассмотрели все республики. Двенадцать республик программу приняли безоговорочно, из прибалтийских одна республика присоединилась, две заявили о своем участии в Программе без ее подписания.
…24–25 июля состоялся пленум Центрального Комитета партии. Что на нем обсуждалось? Главным образом проект новой Программы. Партия уже раскололась на несколько течений внутри себя, по меньшей мере, на три крупных течения. Необходимо было принимать решение. …Думал, что в ноябре-декабре мы придем к внеочередному съезду, и это даст нам возможность цивилизованно, в рамках партийного процесса размежеваться. Кто-то поддержит новую Программу, кто-то останется при старой, кто выйдет вообще из партии. Но это было необходимым условием для недестабилизации страны.
…В условиях критической ситуации, которая складывалась с декабря 1990 года (события в Вильнюсе, апрельский пленум, требования отставки президента) мы пришли к принятию документа, способного стабилизировать общество и страну. Запускались, таким образом, очень важные механизмы, которые помогли бы нам удержать страну от крушения, продолжить реформы. И это как раз и не устраивало тех, кто не мог рассчитывать в рамках демократических процедур удержаться в прежних креслах. Они не верили, что им удастся выиграть предстоящие выборы, а значит, и пошли на антиконституционный переворот.
…Возникает вопрос: почему же они на это не пошли? Мое мнение таково. Попытка свергнуть президента на съезде народных депутатов в декабре 1990 года провалилась. Провалился и заговор с целью замены генерального секретаря в апреле 1991 года. Не удалась и попытка, предпринятая в июне того же года, когда на сессии Верховного Совета выступил Павлов с требованием предоставить ему чрезвычайные полномочия, а на закрытом заседании Крючков, Язов и Пуго попытались нагнать страху на депутатов россказнями о положении в стране. И тем не менее Верховный Совет не согласился с их претензиями и принял свои решения. И вот тогда, когда им не удалось демократическим путем доказать свою “правоту”, они пошли на антиконституционный переворот, на захват власти. Не останавливаясь и перед обманом общества, тем самым толкнув страну в путч.
…С самого начала было ясно, что переворот обречен. Об этом я сказал и посланцам ГКЧП 19 августа 1991 года в Форосе, когда мне предъявили три ультиматума.
Таким образом, путчисты сорвали конституционный процесс реформирования Союза.
…Подписание договора обеспечивало разумный политический баланс между интересами республик и центрального союзного руководства. Подписание договора 20 августа означало бы сохранение и обновление единого государства, Федерации…”