Покорив свое княжество, Викентий Авилов, согласно своим обещаниям, начал расстраивать новый порядок, который утвердился на реке Колыме в последние скудные годы.
Начал Авилов, конечно, с отмены пайка, отчасти поневоле. Раздавать было нечего, в амбарах было пусто. Вместо красной макаризации, белые ввели доподлинную реквизицию, но то, что собиралось, еле хватало на пропитание отряда. А крепче нажать, чем нажимали красные, белые каратели не смели и даже не умели.
Но странно сказать, отмена пайка упала, как гиря, на головы колымского народа. Фунт рыбы, полфунта мяса — конечно не много, но этим держалась общественность города. Потеряв эту кроху, поречане ощущали, как будто потеряли жизнь.
Через три дня, несмотря на весь ужас, внушаемый белыми, группа старух и вообще бабенок, с младенцами на руках, подошли к заднему окну Авилова и стали вопить: «Йисть, йисть!» Из всех криков Колымы — это самый постоянный и самый вразумительный.
Они думали, что их перестреляют. Но Авилов стрелять не велел, а показался в окне. Старухи и дети плакали горькими слезами:
— Хоть крошку какую дайте, не оставляйте нас так!
— Я вам дам, что смогу! — пообещал Авилов.
На утро объявили по городу нежданную, неслыханную радость. Каждому жителю, до малого младенца, начальник дает по восьмушке кирпича и четыре куска сахару. Старухи попросили табаку. Авилов выдал полпуда и велел растеребить и раздать по листу. Это было повторение подвигов Митьки Реброва в начале революции. Колымская политика, как видно, допускала один только путь. Купцы ожидали совсем не того. И на утро, после раздачи, на квартиру к Макарьеву явилась партия торгующих людей и, правда, не с улицы в окошко, но все-таки скопом, и в формах вечевых стали просить:
— Отец, челяди дал, теперь и нам дай!
— Берите, — согласился Авилов и отравил их к князу Алыму.
Горбоносый черкес-армянин был интендантом отряда, стал интендантом Колымского княжества. Купцы вначале возымели довольно безумную мысль: забрать у Авилова драгоценные товары просто так, за здорово живешь. Но князь Алым только пальцем помотал перед носом у рыжего Ковынина.
— Нэ так.
— Ну, в долг, — предложили купцы с такой же готовностью.
— Зачэм долг, — сказал интендант, — мэняй чего-нибудь.
— А что у нас есть, — наивно сказали купцы, — нету ничего!
— Какой ничего, шкура есть! Давай своя шкура за чай и табак!
Делю шло, разумеется, не о собственной купеческой шкуре, а о шкурах звериных, о блестящей, расцвеченной, драгоценной колымской пушнине.
Так черкес Алымбаев практически установил на Колыме монополию внуторга.
Ольские мещане представляли в отряде Авилова частный капитал. Были они с птичьими именами, одинаково громкими, хотя и разными. Один был Соколов, другой Коршунов, а третий Ястребов. Это было единственное наследство, уцелевшее у этих торгашей от предков, свирепых казаков, завоевавших край.
Эти торговые птицы организовали лавочку и стали покупать у колымчан ту же самую пушнину и за тот же чаек, табачок, но, разумеется, платили дороже казенной цены.
Алымбаев молчал до поры, но когда у частников набралось достаточно пушнины он пригласил к себе старшую птицу, Соколова, и предложил выкупить у них всю пушнину.
— А почем? — спросил Соколов.
— А почем вы покупали, по том и заплатим.
Соколов даже поперхнулся от изумления и гнева.
— А на… на… нам что останется?
— А вы начинайте сначала, — насмешливо сказал интендант.
На утро молодой Новгородов пошел объясняться с Авиловым. Он старался держаться развязно, но руки у него тряслись.
— Зачем обижаешь народ? Вместе голодали!
— А тебе какое, дело? — резко спросил Авилов.
— Когда дорогу искали в горах, тогда было мое дело! — запальчиво крикнул якут.
Авилов молчал.
— Весь барыш себе забираете! — кричал Новгородов. — А может, я пайщик! За что боролись?
Эта знаменитая фраза впоследствии получила большое применение в политике. Но Авилову она не понравилась.
Он хлопнул в ладоши. Вошел ординарец чуваш.
— Кликнуть ко мне коменданта!
Комендантом был назначен, как обычно, розовый Дулебов.
Дулебов вошел с вежливой улыбкой на спокойном лице.
— Приказ по гарнизону, — сказал Авилов. — Якутов Новгородовых, обоих, в двадцать четыре часа выслать из пределов вверенного мне края.
Новгородов действительно уехал на следующий день и отправился на запад по знакомому якутскому тракту. Птичьи мещане уехали с ним без всякого приказа. Пушнину Алымбаев реквизировал в казну и ничего не заплатил. Но остатки их собственных товаров великодушно отдал изгнанникам.
Так произошло на Колыме расхождение двух капиталов и классов: феодального с торговым.
Новгородов и птичьи мещане попали на Абый, в другое государство, тоже завоеванное белыми. Верховным владетелем этого государства был капитан Матвей Деревянов, иначе Матюша Деревяный. Но приключения этих купцов в деревянном государстве я расскажу как-нибудь в другое раз.