На экране появляемся мы, как раз после того, как Боггс подорвался на мине. Голос за кадром рассказывает аудитории, что они показывают, как мы пытаемся перегруппироваться, открываем огонь по черному гелю посреди улицы, теряем контроль над ситуацией. Мы видим хаос, последовавший за тем, как волна накрывает камеры. Последнее, что мы видим — как Гейл в одиночку на улице пытается отстрелить кабели, связавшие Митчелла.
Репортер называет Гейла, Финника, Боггса, Пита, Крессиду и меня по именам.
— Съемки с воздуха не было. Должно быть, Боггс был прав насчет их оснащенности планолетами, — говорит Кастор.
Я этого не заметила, но думаю, такие нюансы видны лишь операторам.
Вещание продолжается со внутреннего двора здания, в котором мы укрывались. Миротворцы выстраиваются вдоль противоположной нашему бывшему убежищу крыши. Орудия выстреливают в ряд квартир, запуская серию взрывов, которые мы слышали, и здание разлетается на камни и пыль.
Теперь нам показывают прямой эфир. Репортер стоит на крыше рядом с миротворцами. Позади нее горят квартиры. Пожарники пытаются справиться с пламенем при помощи шлангов. Нас объявляют мертвыми.
— В конце концов, хоть в чем-то повезло, — произносит Гомес.
Думаю, он прав. Конечно, так лучше, чем если Капитолий будет нас преследовать. Но я представляю себе, каково это будет смотреть в Тринадцатом. Там, где моя мама, Прим, Хейзел и дети, Энни, Хеймитч и все остальные жители Тринадцатого будут думать, будто только что увидели нашу смерть.
— Мой отец. Он только потерял мою сестру и теперь… — произносит Лиг 1.
Мы смотрим, как они проигрывают этот фрагмент снова и снова. Упиваясь своей победой, в особенности надо мной. Вдруг он прерывается, чтобы показать кадры, как Сойка-пересмешница поднимает восстание — думаю, эта часть у них уже была заготовлена, так как все выглядит чересчур идеально — а затем снова включается прямой эфир, где парочка репортеров может обсудить заслуженный мной такой жестокий конец. Потом они обещают, что Сноу сделает официальное заявление. Экран снова гаснет.
Повстанцы не сделали ни одной попытки прервать передачу, что наводит на мысль — они поверили в это. Если это действительно так, то теперь мы действительно сами по себе.
— Итак, теперь, когда мы мертвы, каким будет наш следующий шаг? — спрашивает Гейл.
— Разве не ясно? — Никто не заметил, как Пит пришел в себя. Я не знаю, как долго он смотрел все это, но, судя по несчастному выражению его лица, он видел достаточно, чтобы понять, что произошло на улице. Как он обезумел и попытался снести мне голову, столкнув Митчелла в ловушку. Он сел болезненным рывком и обратился к Гейлу.
— Наш следующий шаг… убить меня.
Глава двадцать первая
Меньше чем за час, Пит уже второй раз просит нас о смерти.
— Не глупи, — говорит Джексон.
— Я только что убил члена нашей команды! — кричит Пит.
— Ты лишь оттолкнул его. Ты не мог знать, что он зацепит спусковой механизм именно в том месте, — пытается успокоить его Финник.
— Какая разница? Он мертв, не так ли? — по лицу Пита начинают струиться слезы. — Я не знал. Я никогда не видел себя таким. Китнисс права. Я чудовище. Переродок. Сноу превратил меня в оружие!
— В этом нет твоей вины, Пит, — говорит Финник.
— Вы не можете взять меня с собой. Вполне, вероятно, я убью кого-нибудь еще, это лишь вопрос времени. — Пит смотрит на наши сомневающиеся лица. — Может, вы думаете, что будет милосерднее просто бросить меня где-нибудь. Позволить мне рискнуть. Но это все равно, что передать меня в лапы Капитолию. Думаете, сделаете мне услугу, вернув к Сноу?
Пит. Снова в руках у Сноу. Подвергаемый пыткам и мучениям, пока в нем не останется ни капли его прежнего «я».
Почему-то в голове всплывает последняя строфа из «Виселицы». Та, где мужчина предпочел бы, чтобы его возлюбленная умерла, чем встретилась со злом, которое ожидает ее в мире.
— Я убью тебя, прежде чем это случится, — говорит Гейл. — Обещаю.
Пит колеблется, будто обдумывая надежность этого предложения, а потом качает головой.
— Не пойдет. Что, если тебя не окажется рядом в нужный момент? Я хочу такую же ядовитую таблетку, как у вас.