Сойка-пересмешница

Я предполагала, что он будет содержаться под стражей в самом глубоком подземелье Капитолия, а не прозябать последние дни в окружении роскоши. Но, тем не менее, Койн оставила его здесь. Думаю, чтобы дать пример другим. Так что, если в будущем она каким-то образом потеряет расположение, будет ясно, что президенты, вызывающие презрение, требуют специального обращения. После всего случившегося, кто знает, как быстро рассеется её собственная власть? — Нам так много надо обсудить, но я чувствую, твой визит будет коротким. Итак, начнем с начала, — он кашляет и отнимает платок ото рта, окровавленный платок. — Я хотел сказать, что очень сожалею о твоей сестре.

Даже в моем нечувствительном, наркотическом состоянии эти слова вызывают острую боль. Напоминая, сколь безгранична его жестокость. И то, что по пути к своей могиле, он попытается уничтожить и меня.

— Так расточительно и так излишне. Каждый мог видеть, что в игре поставлена точка. На самом деле, я уже принял решение официально капитулировать, когда они сбросили эти парашюты. — Его глаза устремлены на меня, он не моргает, видимо, не желая пропустить тот момент, когда я отреагирую на его слова. Но они не имеют смысла. Когда они сбросили парашюты? — Ладно, ты ведь на самом деле не думаешь, что это я отдал приказ, так?

— Вспомни об одном очевидном факте: если бы я имел рабочий планолет в своем распоряжении, то использовал бы его, чтобы бежать. Но если так и я не сделал этого, какую цель я преследовал? Мы оба знаем — я не гнушаюсь убийством детей, но я не расточительный. У меня на всё свои причины. Но уничтожение убежища, в котором полно капитолийских детей — я не вижу в этом смысла. Никакого.

Интересно, я успею обдумать его слова, пока он будет сотрясаться в очередном приступе кашля. Он врет. Конечно, врет. Но есть что-то, что мешает ему сказать правду.

— Однако должен признать, это был мастерский маневр со стороны Койн. Идея, что я бомбил ваших беспомощных детей, моментально разрушила ту хрупкую верность, что ещё хранил мне мой народ. После этого о сопротивлении и речи быть не могло. Знаешь, это показывали в прямом эфире. Ты могла видеть, что Плутарх приложил к этому руку. И парашюты. Ладно, думаю, это одна из теорий, которую можно ожидать от Главы распорядителей Игр, не так ли? — Сноу промокает уголки губ платком. — Я уверен, он не хотел стрелять в твою сестру, но такое случается.

Сейчас я не со Сноу. Я вернулась в Отдел Спецвооружения в Тринадцатом с Гейлом и Бити. Наблюдаем за конструкциями на основе ловушек Гейла. Это играет на человеческом сострадании. Первая бомба убила жертв. Вторая спасателей. Если вспомнить слова Гейла.

— Бити и я продолжаем следовать тем же правилам, что президент Сноу использовал, разбираясь с Питом.

— Моя ошибка в одном, — говорит Сноу, — слишком поздно я разгадал план Койн. Позволить Капитолию и Дистриктам уничтожить друг друга, а затем, сразу после сражения, получить власть над Тринадцатым. Ошибки нет, она намеревалась занять мое место с самого начала. Чему удивляться? В конце концов, это Тринадцатый поднял восстание, приведшее к Тёмным Временам, а затем отказался от других дистриктов, когда то обернулось против него. Но я не следил за Койн. Я следил за тобой, Сойка-пересмешница. А ты следила за мной. Боюсь, нас обоих водили за нос.

Я отказываюсь в это верить. Есть вещи, которые даже я не могу пережить. И я произношу первые слова, с тех пор как умерла сестра. — Я не верю тебе.

Сноу нарочито разочарованно качает головой. — О, моя дорогая мисс Эвердин. Я думал, мы договорились не врать друг другу.

Глава двадцать шестая

Выйдя в холл, я обнаруживаю, что Пэйлор не сдвинулась с места.

— Ты нашла то, что искала? — спрашивает она. В ответ я показываю ей белый бутон и не спеша бреду прочь. Должно быть, я вернулась к себе в комнату, потому что следующее, что я осознаю — я наполняю стакан водой из-под крана в ванной и ставлю в него розу. Я опускаюсь на колени на холодный кафель и, прищурившись, смотрю на цветок — в резком свете флуоресцентных ламп мне трудно сфокусировать взгляд на белом. Пальцем подцепляю внутреннюю сторону браслета и скручиваю его жгутом до боли в запястье. В надежде, что боль поможет мне не выпадать из реальности, так же, как это было с Питом. Я должна держаться. Я должна знать правду о том, что произошло.