Сойди, Моисей

Был он, старик, которому жить оставалось менее пяти лет, давно овдовевший и — поскольку сыновья его были холостяки, причем уже немолодые — ощущавший в доме одиночество и, без сомнения, даже скуку, так как плантация встала уж на ноги, и дело шло исправно, и денег теперь хватало, их чересчур, пожалуй, много было для человека, не знавшего узды своим порокам; и была она, незамужняя, молоденькая — ей, когда родила, всего лишь двадцать три было: возможно, он послал за ней сперва, чтобы просто скрасить одиночество, чтоб были в доме юный голос и движение; велел матери, чтоб присылала дочку по утрам мести полы и убирать постели, и мать, Евника, молча согласилась, потому что домовая работа уже, вероятно, подразумевалась, предвиделась как подходящая для девушки, единственного ребенка у родителей, которые держат себя повыше других рабов не потому только, что сами в поле не работают, но и потому, что Фукидид и отец и мать его не куплены были, а унаследованы, а за Евникой белый хозяин сам ездил в Новый Орлеан, за триста с лишним миль, в те времена, когда приходилось либо в седле, либо на пароходе совершать поездку, и купил ее в жены для

и всё — ничего больше. Он думал: Свою родную дочь Свою родную дочь. Нет Нет Даже он бы не а старые бренные страницы словно сами собой листались, возвращая к записи о том, как этот белый (еще тогда не вдовец даже), в поездки отправлявшийся не чаще, чем сыновья его потом, и в рабочих руках не нуждавшийся, поехал в такую даль, как Новый Орлеан, и купил рабыню. А Томин Терл жил еще, когда мальчику было десять, и по наблюдениям своим, по памяти мальчик знал, что Терл — белый не только по отцу, не наполовину лишь; и, глядя на пожухлую страницу, освещенную желтым огнем фонаря, коптящего и чадящего в этой затхлой холодной полуночной комнате, он словно видел, как полвека назад входит Евника в ледяную воду речки декабрьским рождественским днем за шесть месяцев до того, как дочь ее родит сына от хозяина (От того, чьей любовницей была сама Евника до замужества, думал он. От первого ее возлюбленного), — входит без горести и колебанья, торжественно, твердо и кратко отринув тоску и отчаяние — а надежду и веру пришлось ей отринуть уж прежде

и это всё. Больше не надобилось ему заглядывать в книги, и он не открывал уж их потом; эта блекнущая и неумолимая чреда пожелтелых страниц вошла так же прочно и навек в его сознанье, как факт его собственного рождения:

Тенни Бичем 21 гд Выиграна в покер Амодеем Маккаслином у г-на Хюберта Бичема Возможный стрит против трех открытых троек Партнер спасовал 1859 г Выдана за Томиного Терла 1859

а даты освобождения нет, ибо вольная ей, как и первому ее не умершему в младенчестве ребенку, была подписана не в лавке братьями Маккаслинами, а незнакомым ей человеком в Вашингтоне;28 и нет даты смерти и погребенья, не потому лишь, что Маккаслин Эдмондс не вписывал таких дат в свои книги, но и потому, что в том 1883 году Тенни была жива еще и доживет до рождения внука от младшего из своих детей

Амодей Маккаслин Бичем Сын Томиного Терла и Тени Бичем 1859 г умер 1859 г

затем сплошь дядиной рукой, потому что отец служил теперь в кавалерийской части под командой бывшего работорговца, чью фамилию не знал даже, как пишут; и не на отдельной странице, и не полную даже строку занял следующий некролог:

Дочь Томиного Терла и Тени 1862 г

и ниже опять куцая строчка, даже без указания пола, и причина смерти не указана, но угадать ее мальчик мог, ибо Маккаслину Эдмондсу было в тот военный год уже тринадцать, и он помнил, что голодная пора была тогда не только в Виксберге:29

Ребенок томиного Терла и Тени 1863

и опять запись той же рукой, но этот выжил, словно Теннино упорство и меркнущий разбавленный свирепый дух старого Карозерса в конце концов победили даже голод, — и запись четче, полней, аккуратней, грамотней всех прежних, как если бы старик, кому вообще бы следовало родиться женщиной, заботившийся о четырнадцатилетнем внучатом племяннике-сироте, стряпавший, перебиравшийся кое-как да еще пытавшийся в отсутствие брата спасти от разрухи остаток плантации, счел добрым знаменьем и вестником надежды то, что безымянный новорожденный отпрыск рабов прожил уже достаточно, чтоб успеть получить имя: