/Soft/Total/ Антиутопия великого западного пути

Маша Эпштейн «Общество без насилия: проблемы и перспективы»

…Таким образом, на первом этапе проекта была решена проблема легитимности сбора и хранения информации о пользователях. Но для решения поставленной задачи этого было явно недостаточно. Чтобы сделать всех пользователей безусловно виновными, потребовалось максимально расширить определения актуальных угроз.

Довольно быстро узконаправленная борьба с терроризмом переросла в широкомасштабную борьбу с экстремизмом (уже не предполагающим никаких насильственных действий), а затем и с нетолерантностью (оскорблением чувств социально защищенных групп).

Запрет детского порно почти сразу же дополнился запретами показа моделей субтильного телосложения, моделей с маленькой грудью, моделей, имитирующих подростковое поведение и т. д. Затем под запрет попало порно со всеми видами сексуальных извращений, а в скором времени было запрещено все порно без исключения.

Борьба за копирайт привела к тому, что скачивание или перепост любого чужого контента стали считаться преступлениями.

Кроме того, постоянно велся поиск новых угроз, от которых надо было защитить пользователей. Весьма успешным был эксперимент с продвижением так называемых «цифровых наркотиков». В их рекламу были вложены огромные деньги, но они с лихвой окупились. Когда цифровые наркотики распространились достаточно широко, была развернута кампания «Сеть без наркотиков». Ее целью было доказательство безусловного вреда этого вида музыки. Вскоре цифровые наркотики были запрещены, а их хранение приравнено к хранению обычных наркотиков…

13

Затяжной дождь монотонно барабанил по стеклу, укачивая и усыпляя. Они снова лежали рядом, выжатые и опустошенные. Маша что-то говорила, но слова не долетали, как будто их смысл не мог пробиться сквозь несколько сантиметров мутного воздуха. Она прижалась к плечу ПалСаныча, и он вдруг почувствовал бесконечную благодарность. Хотелось прикрыть и защитить от всего мира этого чужого в сущности человека, так остро и необратимо вошедшего в его жизнь.

— …вторая волна кризиса… — говорила Маша, — все долгосрочные проекты свернуты, общество уже не справляется в полной мере даже с самообеспечением. Мы живем за счет резервных фондов, а они не безграничны. Уже в следующем году ситуация станет критической. И потребует жестких решений.

— Все так плохо?

— Хуже, чем Вы можете представить. Семнадцать процентов трудоспособного населения уже проходит стационарное или амбулаторное лечение. Как правило, без особых успехов. Остальные на очереди. Почти каждый третий — на грани. Вы знаете, как это отражается на экономике?

— Нет, я же историк…

— ПалСаныч, поверьте, подробностей вам лучше не знать. Если коротко — речь идет не о временном снижении эффективности, но о масштабном свертывании. Со всеми вытекающими.

— Но ведь все эти риски были заложены в систему изначально. И ничего, жили. Живем же, уже сколько лет живем, и ничего. Маша, ты уверена, что производство… Что все действительно рушится?

ПалСаныч приподнялся, опершись на локоть. Никогда прежде он не видел Машу такой серьезной.

— Через три-четыре месяца начнутся перебои с продуктами. И не только. Будут волнения, и, возможно, придется применять насилие. Если только не найдут лекарство. А его, скорее всего, уже не найдут…