Я могу заняться с тобой любовью традиционным способом или применить наркоз, как добрый дядя доктор, так как, честно говоря, эта сторона мне до лампочки, меня устроит то, что устроит тебя, как хочешь, Дарла-цыпка, так и будет. Банкуй, сегодня твой праздник.
– Если я соглашусь, ты отпустишь меня? И не станешь засовывать мне в голову крысу? Ведь мне не придется просидеть тут все девять месяцев, скажи?
– К сожалению, придется.., по крайней мере до тех пор, пока в Эйнштейне не исправится ситуация. Как только все станет хорошо, я, Дарлочка, тотчас же позволю тебе бежать отсюда, легко отталкиваясь от пола беззаботными ножками, и даже подарю для твоих симпатичных близнецов сдвоенную колясочку, чтобы было удобнее и ловчее добираться до родного гнезда. Гордый Уайти встретит тебя на пороге, попыхивая сигарой.
– Он-то встретит. Молись, чтобы он не пришел сюда и не добрался до тебя, ржавая железка. Уайти если задумал чего, то всегда доводит это до конца и ни за что прощения не просит. Понял?
Эмуль издал странный звук, похожий на смех.
– Ну, это уж моя забота, змейка ты моя ненаглядная. А теперь будь умницей и раздвинь ножки.
– Больно-то не будет?
– В моих интересах, чтобы все прошло тип-топ.
С тяжким вздохом Дарла сняла комбинезон и легла на кровать.
– Ну, давай и побыстрее. И поосторожнее.
Она подняла ноги и, широко раздвинув, согнула их в коленях, потом подняла голову, чтобы видеть, что делает Эмуль.
– Давай приступай. Только, ради Бога, не болтай, пока будешь там возиться.
Эмуль похудел и вырос, превратившись сначала в узкий кирпич, а потом, округлившись, в настоящего пластикового мужчину с изрядным пенисом. Пенис напрягся и принял соответственный угол, и Эмуль, двинувшись вперед, осторожно ввел его Дарле. Только коснувшись ее плоти, имиполексовый орган начал осторожно удлиняться, проникая все глубже и глубже вперед, потом нашел внутри нее шейку матки и проскользнул в нее. Ощутив легкое движение у себя в животе, Дарла напряглась. Но ничего страшного не случилось, было даже приятно. Склонившись над ней, Эмуль растянул имиполексовые губы в улыбке и легко коснулся ее щеки. Медленно отступая от нее, он плавно вытянул свою принадлежность обратно.
– Все! Привет тебе, Дарла, наполненная жизнью. Да будут благословенны плоды сего осиянного счастливой звездою тела.
Переваривая происшедшее, Дарла с минуту полежала на спине. Потом поднялась, села и снова облачилась в свой имиполексовый комбинезончик. Пластиковый мужчина уже исчез – с ней в комнате снова был прежний куб с подвижным рисунком на гранях и речевой мембраной впереди. Задумавшись, Дарла посмотрела на ящик.
– У тебя здесь есть виззи, Эмуль? Если уж мне придется тут столько времени куковать, то виззи мне нужен обязательно. И еще, от этой возни я ужасно проголодалась. Принеси мне еду, но только нормальную человеческую еду, ту, что продается в Эйнштейне, понимаешь? На полсотни закусок из китайского ресторанчика и двадцатибаночную упаковку пива.
И травки. Да, травки тоже хорошо. Еще я хочу, чтобы тут был душ. Бутылку шаманика.., нет, это может повредить детям. В общем, пиво, травка и китайской еды, виззи и душ. Потом, может быть, еще что-нибудь. Давай, боп, шевели задницей – я хочу устроиться здесь со всеми удобствами.
– Все, что прикажете, моя Пчелиная Королева. Все будет исполнено.
Эмуль отвесил поклон и исчез в переходном шлюзе.
Глава 10 – ОСЦС
27 января 2031 года
От передозняка у Стэна разжижились даже кости. То, что Дарла плеснула ему в лицо, в сотню раз превышало обычную дозу. Растворившись, он превратился в чистый белый свет и второй раз за прошедший месяц разговаривал с Богом. Свет был наполнен тончайшими муаровыми разводами ультрафиолетового и инфракрасного излучения, серебром и слоновой костью. Голос Бога был мягким и глубоким.
– Я люблю тебя, Стэн. Я всегда буду любить тебя.
– Я опять облажался, Господи. Все, к чему я не прикоснусь, превращается в прах. Неужели и после смерти меня будет преследовать этот рок?
– Я позабочусь о тебе, Стэн. У тебя все будет хорошо.
Потерпи. Я люблю тебя таким, какой ты есть.
– Спасибо, Господи. Я тоже люблю тебя.
После этого наступил долгий покой безвременья, бесконечного плавания в океане всеобщей Господней любви.
Чистый белый свет. Но мало-помалу, капля за каплей свет Господа начал терять свою чистоту, распадаясь на фрагменты, допуская существование людей и бопперов, голосов из прошлого и будущего, всего сплетающегося вместе, грубо лепящегося друг к другу, обращающегося мрачной зловещей тенью: