Их ждало разочарование: ничего особенного все эти зрелища не представляли. Десятки раз видели они все это в Афинах, только обстановка была тут поторжественнее да слаженнее, как будто играли флейты, которые всегда подыгрывали атлетам, как, впрочем, подыгрывали они и рабам-гребцам на триерах. Был и жестокий мордобой. Было все, что приводит такую толпу в восторг, а на них навевало скуку. Единственным настоящим зрелищем было, пожалуй, лицезрение Геродота. На него тянулись посмотреть многие. Много лет провел он в путешествиях по Египту, Ливии, Вавилону, Скифии. Возвратившись к себе на родину, в Галикарнас, он нашел порабощенных тираном сограждан. Он удалился на Самос, где и занялся своей историей. В Галикарнасе образовался не без его участия заговор, тирана свергли, но аристократы, захватившие власть, согнули народ еще круче, и преследования их распространились и на Геродота, на которого они смотрели как на врага общественного спокойствия. Он уехал в Грецию, где читал свою историю сперва в Олимпии, а затем и в Афинах во время Великих Панафиней. Удостоенный небывалых почестей, он получил в награду 10 талантов, а немного спустя с колонистами переселился в город Турии, в Южной Италии. Теперь, уже стариком, он прибыл еще раз взглянуть на великие празднества всей Эллады и был окружен и тут великими почестями… Но не меньшим успехом пользовались тут и знаменитые четверки Алкивиада…
— А не пойти ли нам опять лучше в горы? — вдруг сказал Дорион. — Тесно что-то тут. А там так потихоньку и домой пройдем…
Периклес очень охотно принял это предложение и, побродив хорошенько в горах Аркадии и Арголиды, они направились к Коринфу. Дорион, по мере приближения к городу, заметно затосковал и замолчал опять. А когда они, запыленные, утомленные больше жарой, чем ходьбой, вошли в предместье, первое, что они там увидали, был стройный, возмужавший молодой парень со свежим шрамом вдоль щеки.
— Но ведь это пропавший без вести Антикл!.. — с удивлением сказал Периклес. — Он одно время жил со своим дядей у Алкивиада, а потом исчез…
— Ах, да!.. — рассеянно отвечал Дорион. — Пусть его. Может быть, и он предпочитает слушать сиринкс пастухов болтовне и тесноте агоры…
Антикл, узнав Периклеса, вспыхнул и быстро исчез в толпе, которая шаталась по набережным…
Дорион, устроившись отдохнуть, хотел тихонько от Периклеса навести справки о Дрозис, но судьба помогла ему: неподалеку от храма Афродиты они неожиданно снова встретились с ней. В дорогом наряде своем, который был смят и висел на ней кое-как, с неприбранными черными волосами, бледная, исхудавшая, точно ничего не видя своими огромными черными глазами, в которых стояла мука безысходная, она шла неизвестно куда и зачем. Вслед ей раздавался смех и издевки толпы, а в особенности веселых жриц Афродиты.
— Это она об Алкивиаде затосковала… — хохотали красавицы. — Да потерпи: разве ты не слыхала, как блистает он в Олимпии? Еще день-другой, и снова закрутите с ним. Точно вдова неутешная…
Дорион, не помня себя, бросился к ней:
— Дрозис!..
Она остановилась, посмотрела на него этими своими новыми, точно пустыми глазами и, явно не узнавая его, с досадой проговорила:
— Кто ты? Что тебе надо?.. Оставь меня. И снова, опущенная, страшная, пошла шумной улицей под градом насмешек. Дорион видел, как к ней вдруг подошел следивший за ней издали жрец — судя по повязке, Аполлона дельфийского, — и, приблизившись, что-то стал говорить ей. Она досадливо покачала своей прелестной головкой и пошла дальше. Тот не отставал.
— Нет!.. — вдруг упавшим голосом проговорил Дорион. — Я не могу оставаться тут… Пойдем сразу дальше или возьмем судно до Пирея…
И Периклес ощутил своей молодой душой дыхание мойры, Рока, перед которым бессилен человек…
XXI. АНТИКЛ В БЕДЕ…
Судно старого морского волка Тейзаменоса снова пришло в Пирей и стало на своем обычном месте — подальше от людей. Тейзаменос и его люди были мрачны: на них под Геллеспонтом напал знаменитый морской разбойник Бикт и отобрал все, что только можно было отобрать. С горя моряки в Пирее очень пили и веселились с девицами. Пирейцы, как торговые люди, были не очень жалостливы, покачивали головами и думали, как бы помочь пострадавшим без большого убытка для самих себя. Случай выручил пострадавших моряков: у одного из торговых людей уже давно было намерение двинуть к берегам светлой Тавриды, а то и к скифам разные произведения Эллады. Говорили, что там можно взять хорошие барыши, ибо скифы народ темный. А оттуда можно будет захватить или пшеницы для Афин, или лесу, а то так и невольников наловить…
Пока шли у него переговоры с пострадавшими моряками, в голове Тейзаменоса и его молодцов шла, понятно, своя работа: как этого предпринимателя получше очистить?.. Антикл весь извелся: от Пирея до Колона рукой подать и ему страстно захотелось повидать Гиппарету. И он отпросился у Тейзаменоса прогуляться в Афинах.
— Соскучился? Ну, иди… — кивнул тот, полюбивший отважного и ловкого парня. — Только смотри, языком болтай поменьше, а то так и вовсе отрежь его тут, да оставь нам на хранение…