— Матушка! Матушка, что с вами? Вам плохо? — голос Александра сразу меняется, делается тихим и напуганным. Он берет мачеху на руки.
— Нужно позвать лекаря! — горю ему, помогая усадить мадам в кресло.
— Не нужно! Натали-и-и! — громко кричит он.
Растрепанная рыжеволосая девушка вбегает в комнату.
— Что случилось? Мадам, что с вами?
— Мама упала в обморок. У тебя же есть что-нибудь, чтобы помочь ей? — спрашивает Александр у жены.
Натали кивает в ответ и убегает. Уже через минуту она возвращается с маленькой сумочкой и достает нюхательную соль.
— Это должно помочь. Батюшка дал мне.
Побледневшая мадам Айрин наконец открывает глаза.
— Александр, Натали, это правда? Вы женаты?! — первое, что она говорит, придя в себя.
Натали испуганно смотрит на мужа, но он молчит.
— Да, матушка, правда. — с трудом отвечает он, и тут же добавляет, — А вот эта! Она собралась замуж за Даниэля. Втерлась к вам в доверие и…
— Софи, это правда? Ты невеста Даниэля? И ты от меня скрывала?! — мадам становится еще более бледной, а глаза болезненно блестят.
— Я даже не знала, кто он! — пытаюсь оправдаться, но слезы мешают мне сказать все, что накопилось в душе.
— Матушка, она специально! Она все продумала! Она хочет завладеть нашим богатством! — словно капризный ребенок, визжит Александр.
— Мне не нужны ваши деньги! — не в силах больше выслушивать оскорбления, выскакиваю из комнаты.
Бегу по лестнице вниз и, спустившись на первый этаж, сталкиваюсь с Элизой.
— Мадмуазель София, куда вы? Не ходите, пожалуйста! — кричит девочка мне вслед, но я не останавливаюсь.
Хлопаю дверью, переступая порог этого дома. Бегу, сама не зная, куда.
Обида острой занозой засела в душе. За что они со мной так? Разве я сделала им хоть что-то плохое? Почему?
Александр лучше бы подумал о своей жене! Ему в голову не приходила мысль, что Натали вышла за него из-за денег?! Почему он думает так обо мне?! Если я сама зарабатываю себе на хлеб, значит, по его мнению, меня и за человека можно не считать? Ненавижу его!
Душу царапает злость, заставляя снова и снова вспоминать то унижение, что мне пришлось пережить.
Бегу по дороге, часто всхлипывая и вытирая слезы. Пыль улеглась по обочинам, все словно притихло в ожидании чего-то. Слышу, как в траве что-то шуршит. Присмотревшись, замечаю что-то похожее на тонкий лоскут ткани серебристо-черного цвета. Странно, он кажется мне очень знакомым, будто я когда-то держала такой в руках.
Лоскут начинает двигаться, и я понимаю, что это змея. Она поглядывает на меня злобными зелеными глазками, словно смеясь надо мной. Змейка шипит и вскоре скрывается в траве, а я продолжаю путь. Решаю дойти до деревни, погулять на ярмарке и немного развеяться.
Подходя к мосту, замечаю вдали что-то похожее на шатер. До деревни идти не меньше получаса. Кто же поставил свой шатер здесь?
Подхожу поближе, чтобы посмотреть. Цветастый красно-желтый шатер так и зазывает покупателей. Прилавок ломится от разнообразных тканей, тесьмы, бусин, цепочек, ниток. Надо же, какая удача! Ткани, одна прекраснее другой, сияют вышивкой и переливаются всеми цветами радуги, сверкая на солнце. Такое великолепие! Меня привлекает светло-голубая шелковая ткань с вышивкой. Прекрасная работа!
А рядом с ней черная, как уголь, расшитая золотом. Я осторожно переворачиваю отрез, чтобы лучше его рассмотреть.
Как из ниоткуда появляется торговка. Загорелая седовласая старуха в тюрбане на восточный манер. Лицо у ее сморщенное, словно земля пустыни, высохшая и выгоревшая под лучами палящего солнца. Массивные серьги из темного металла с камнями цвета ночи выглядывают из-под тюрбана. Она одета во все черное, шитое золотом и отделанное парчой.
— Что? Понравился тебе мой товар? — скрипит она.
— Да, все очень красивое!
— Ну, коль понравилось, так покупай!
Я стою, растерянно глядя на нее. Кошелек я с собой не взяла…
— Что смотришь? Понравилось, так покупай! — шипит старуха, прищурив свои зеленые глаза.
— У меня с собой нет денег. — опустив глаза, отвечаю ей.
— А что ж ты все руками-то хватаешь, если денег нет?!
— Кошелек забыла, к сожалению.
— Так и нечего тогда мой товар трогать! Вот! Ткань помяла, испачкала! Нищенка! Оборванка!
— Я не нищенка! — обида и злость вновь вспыхивают в душе, заставляя слезы выступить на глазах.
— Ты мне ткань попортила! Как я ее продам? Плати за то, что испачкала!
— У меня руки чистые, я ничего не пачкала!
— А откуда ж тогда это?!
На черно-золотом отрезе действительно грязь, но еще минуту назад он был чистым, и испачкать его я не могла.
— Не знаю. Может, вы сами его испачкали!
— Это все ты, нищая оборванка! Ты все испортила! Забирай теперь этот хлам себе! — торговка швыряет ткань мне в лицо.
— Да заберите вы свое сокровище, мне ничего от вас не надо! — горечь обиды и злость захлестывают меня.
В гневе кидаю ткань обратно на прилавок.
Сверток касается прилавка, раздается грохот, похожий на раскаты грома, и в небо поднимается огромное черное облако, которое тут же спускается вниз, накрыв мне с головой. Я пытаюсь закрыть лицо руками, защищаясь от него, но я не в силах. Тьма застилает все от неба до земли.