Софья Алексеевна

17 января (1701), на день памяти преподобного Антония Великого, Антония Дымского и Антония Черноезерского, в Москве был издан указ отныне строить на погорелых местах никак не деревянное строение, но неотменно каменное или же из глины мазанки по образцам.

30 января (1701), на день памяти Собора вселенских учителей и святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого, в Москве на площади перед Поместным приказом в Кремле повешен Леонтий Кокошкин за то, что он был у приему подвод во Твери и взял 5 рублей денег.

— Государыня-царевна, Марфа Алексеевна, не пужайся. Это я, Анисим, от Головиных бояр. Не гляди, что угольщиком вырядился. Иначе нельзя. Второй раз в обитель приезжаю. На первый раз только на деловой двор допустили, а сегодня разрешили и к твоей келейке куль угля высыпать. Там среди уголька-то припасы, государыня, разные. Боярыня наша больно убивается, что еда-то у вас гнилая, червивая.

— Откуда знаешь, Анисим?

— От возчиков, государыня, откуда ж еще. Сказывали они, покуда обоз от Москвы сюда дотащится, неделя с лишним пройдет. Зимой еще куда ни шло, а как потеплеет, рыба вся плесневеет. Дух тяжкий от нее идет. Покуда такую отмоешь, да и отмоешь ли.

— Да что нам, Анисим, отмывать. Огня-то у нас и так нету. На сухоядении мы с Марфой Алексеевной. Пожуем чего, да водичкой и запьем — вот и вся наша трапеза.

— Перестань, Федосья Алексеевна! Ты, Анисим, боярыне поклон передай, за любовь и ласку поблагодари, да вот еще письмецо передай. Ровно чуяло сердце, написала да все в кармане носила. Про государыню Софью Алексеевну известно что?

— Пасха подойдет, узнаем. Нехорошо у нас, государыня Марфа Алексеевна, в Москве-то нехорошо.

— О чем ты?

— После казней пожары пошли. Да все в Кремле вспыхивает. Старые люди говорят, при царе Иване Васильевиче таково-то бывало. Государя Петра Алексеевича антихристом кличут. Жесток больно, до баб охоч, а уж пьян как! Кажись, утром глаза продрать не успеет, уже наливается. Ой, никак черничка идет! Прощайте, царевны матушки. Храни вас Господь. А мы о вас в Деденеве денно и нощно Бога молим да в ектеньях [144]поминаем.

19 июня (1701), на день памяти апостола Иуды, брата Господня, и преподобных Паисия Великого, Иоанна отшельника и Варлаама Важского, Шенкурского, вспыхнул в Кремле страшный пожар. Пожар начался возле Чудова монастыря, на Новоспасском подворье и вскоре охватил значительную часть города.

— Государыня Софья Алексеевна, Кремль горит. Погляди только, от нас видать, какой столп огня встал. Ты к заутрене пошла, в колокола ударили. Может, слыхала? И вот уж сколько времени униматься не думает. Чернички только что с пожару вернулися. Может, позвать? Послушаешь, вроде для соболезнования, а на деле правду узнаешь. Вон оно в каком море огненном утверждается царство Петрово, вон оно какой ценой Москве-то дается!

— А пойдет твоя черничка-то?

— А мы и у настоятельницы спросимся. Неужели откажет для сокрушенной молитвы?

— Не богохульничай, Фекла. Все бы тебе насмехаться. Иди зови свою черничку.

— Враз слетаю. Сестра Феодулия, заходи, заходи, чайку с дороги у сестры Сусанны попьешь, о походе своем расскажешь.

— Спаси, Господь, сестра. И впрямь притомилася. Хотя и на телеге, а все далеко, да и страх такой кругом. Думала, и не возвернуся. А рассказать это можно. Поначалу загорелися кельи в Новоспасском подворье, что против задних ворот Вознесенского монастыря. И разшелся огнь по всему Кремлю, и выгорел царев двор весь без остатку, деревянные хоромы и в каменных все, нутры и в подклетах, и в погребах запасы, и в ледниках питья и льду много растаяло от великого пожару. Ни в едином леднике человеку стоять было невозможно. И в каменных сушилах всякие запасы хлебные, сухари, крупы, мяса погорели. И Ружейная палата с ружьем, и мастерские государевы, и палаты.

— А с храмами, с храмами что же?