«СлабОхеров, слушаю вас!» — поправляет его кучерявый.
Павел Осипович стал раскладывать на банкетке документы. «Да вы проходите, чего ж тут-то?» — сказал кучерявый.
Сказал вроде вежливо, но с каким-то печальным вздохом и с примесью некоторой даже угрозы.
Вошли в кабинет, расположились у стола, разложили бумаги. «A-а! Понимаю… — Слабохеров с тонкой и немного зловещей улыбкой покачивал головой. — Понимаю!»
Павлу Осиповичу вдруг померещилось, что и покойная матушка его, и отчим были втайне отъявленными преступниками, да и сам он себе показался субъектом подозрительным и нечистоплотным.
«Ну, тут все просто, — вздохнул и почему-то совсем опечалился Слабохеров. — Я вам сейчас напишу… (Ой! — не поверил своим ушам Павел Осипович…) Я вам сейчас напишу… к кому обратиться, и там вам всё оформят, если время… (тут он взглянул на циферблат ручных часов), нет, время еще не вышло. Но торопитесь! Сегодня пятница — там только до обеда. Это, значит, второй будет этаж… комната…» — Слабохеров совсем по-ученически высунул язык набок и стал старательно писать на бумажке.
«Только вы мне имя и отчество напишите, — рискнул сказал Павел Осипович Нестроев. — Кого там спросить!»
«Имя-отчество? — поднял глаза Слабохеров. — Ладно. Пожалуйста». — И снова высунул язык и что-то приписал. Потом сложил бумажку и протянул Павлу Осиповичу.
«Спасибо!»
Время шло к 12. А в 12.30 — обед. Павел Осипович долго жал на кнопки лифта. Но лифт не шел. Побежал по мраморным ступенькам высоких этажей, на ходу развернул бумажку и… остановился. Было написано:
каб.211 т. Взбздоев
Аджимартат Иркасмакулович
«Да не буду я никого спрашивать! — думал Павел Осипович, прыгая вниз через две ступеньки. — Скажу: здравствуйте, вот мои бумаги, мне нужна справка… и кончено».
У кабинета 211 была очередь.
«Кто последний?»
Последний, как водится, отошел. Но перед ним был еще предпоследний… который тоже отошел. Отошел не в смысле «умер», а в смысле поперся в другой кабинет, или в буфет, или в туалет… ну, тут уж я действительно не знаю. За достоверность всего остального головой ручаюсь, а тут, врать не буду, не знаю.
В десять минут первого подошла очередь Павла Осиповича, и он вбежал в кабинет 211. Оказалось, правда, что это не кабинет, а целый зал, и в нем за разными столами человек пятнадцать служащих и еще столько же посетителей.
«Вы к кому?» — спросила девушка на входе.
«Мне справку, я… вот документы, тут всё… мне товарищ Слабохеров…»
«Слабохеров — шестой этаж».
«Я знаю, — заторопился Павел Осипович. — Я уже был там, и он меня послал…»
«К кому? — Девица выжидательно склонилась над бумагой и ручку уже нацелила, чтобы записать фамилию. — К кому?»
«Да он сказал — кабинет 211…» — Павел Осипович уже разворачивал записку.
«Но здесь-то к кому вам?»
«Я не знаю… мне товарищ Слабохеров написал…»
«Да не имеет значения, что он там написал. Вам-то самому к кому надо?»
«Вот! — Павел Осипович развернул дрожащими пальцами бумажку, но это оказалась та, первая, с Говёнщиковым. — Нет, не то! Подождите!» — сказал Павел Осипович.
«Ну что вы в самом деле! Там очередь, а у нас обед через пятнадцать минут. Разберитесь как-нибудь, кто вам нужен!»
«Бздюхов! — вскрикнул Павел Осипович и сразу, на звук, почувствовал и понял — не то! Не то сказал! А что? Что? Где бумажка? Там было написано это чудовищное имя и отчество… и фамилия… как же ее… и фамилия… да нет, правильно: — Бздюхов!!!» — опять крикнул Павел Осипович.
Вот представляете, если тридцать человек одновременно говорят, а потом в одну секунду все тридцать прекращают говорить, — вот представляете, какая тогда тишина? Вот такая тишина наступила в комнате 211 после вскрика Павла Осиповича. А сам Павел Осипович подумал, что вот сейчас на его голову обрушится потолок и вместе с потолком секретарша из 304-го, товарищ Говёнщиков с кабинетом 418 и т. Слабохеров со всем шестым этажом.
«Спохватились! — сказала дежурная девушка. — Вы не знаете, что ли?» «Взбздоев! — как молния сверкнула в голове Павла Осиповича нужная фамилия. — Никакой не Бздюхов, а Взбздоев!»
Но Павел Осипович ничего не успел произнести, потому что девушка сказала строго:
«Товарищ Бздюхов Игорь Николаевич уже год как замначальника нашего управления. К нему и поезжайте — на Марины Расковой, 6, строение 2».
Вот тут-то Павел Осипович и оробел. Оробел на годы. На десятилетия. Навсегда. И перестройка не помогла.
Потому что кадры-то те же.
Случай с группой товарищей
Шведов, Немцов и Евреинов решили составить русскую партию. Национальная идея давно их волновала. Засилье инородцев угнетало. Францев и Алексей Литвинов присоединились к ним почти сразу. Организация крепла.
Но потом, как во всяком благородном деле, пошел раскол. Особенно отличился своим экстремизмом Цыганов. «Только русский человек может быть с нами. Перебежчиков нам не надо!» — кричал Цыганов.
Чухонцев ему поддакивал. А вот Вадик Португальский, тот начал растворять мысль в общеславянской идее.
Поляков и Чехов (однофамилец великого писателя) его поддержали.