Взор Алексея безразлично двинулся дальше, но он приметил этого человека. Леня выдал его, сам того не осознавая. Одного его взгляда, когда было произнесено имя Вышнева, оказалось вполне достаточно.
Алексей поставил бутылку водки и два стакана на стол, за которым сидел мужчина с трубкой.
— Добрый вечер, товарищ. Можно к вам присоединиться?
Не дожидаясь ответа, Серов подтянул стул и сел. Тот факт, что на угловатом лице сидящего не появилось удивленного выражения, не остался незамеченным. Алексей налил оба стакана.
— Ваше здоровье! — поднял он свой стакан.
— Ваше здоровье, товарищ, — ответил Вышнев, но к стакану не притронулся.
Он с любопытством погладывал серыми глазами на Алексея, но вопросов не задавал. В советской России лишние вопросы были чреваты неприятностями.
Этому человеку было около сорока. По впадинам на его лице скользили тени, а смазанные бриллиантином волосы блестели, отражая свет. Что-то в этом блеске заставило Алексея занервничать. Все же он заставил себя улыбнуться и спросил:
— Товарищ Вышнев?
— А я-то думал, сколько еще мне ждать, пока вы на меня выйдете.
— Вы знали, что я вас ищу?
Мужчина удивленно фыркнул.
— Разумеется.
— Быстро по Фелянке слухи расходятся.
Алексей взял стакан и вытянул ноги к печке. Двое мужчин, сидевших у прилавка, вдруг запели, а третий заколотил по столу пальцами, задавая быстрый ритм. Алексей с удовольствием вслушался, узнав песню из своей юности, которую не слышал уже пятнадцать лет. На него нахлынули воспоминания о Иенсе Фриисе и его любимой скрипке, которую он в равной степени проклинал и которой восхищался всякий раз, когда датчанин прикасался смычком к струнам. Алексей залпом осушил стакан.
— Хорошо поют, — прокомментировал он. — Действительно хорошо.
— Они когда-то были профессиональными певцами. Сейчас эти бедолаги — прокатчики листового металла. — Вышнев положил руку с трубкой на колено и с некоторой гордостью в голосе произнес: — Все мы теперь трудимся во славу нашей великой советской родины.
Почувствовав, что настало подходящее время, Алексей сделал первый шаг: он сунул руку в карман пальто, как будто чтобы согреться, и позвенел лежащими там монетами.
— Вам уже, наверное, надоели люди, которые интересуются вашей работой во славу советской родины.
Недолгое молчание. Легкая улыбка.
— Вы и не представляете, сколько таких людей со всех уголков страны приезжают сюда и стучат в мои двери. — Он неспешно пыхнул трубкой.
Алексей закурил очередную сигарету. В горле у него было сухо, как в пустыне. Шум в кабаке нарастал. Кто-то еще затянул старую народную песню, которую сразу же подхватили несколько голосов. Электрические лампы на стене мигали, угрожая погрузить всех в темноту.
— Вы, товарищ, наверное, трудитесь не покладая рук, — негромко, так, чтобы слова его были услышаны только собеседником, произнес Алексей. — Так усердно, что наш великий вождь должен гордиться тем, как преданы вы делу преобразования советского общества. Мы все должны быть вам благодарны за ваш труд. — Тут он выдержал паузу. — Вам доверено очень много информации.
Наконец-то серые глаза жадно заблестели. Вышнев попался на удочку. Алексей придвинул к нему стакан водки. На этот раз начальник конторы Тровицкого лагеря взял стакан, выпил одним махом и удовлетворенно крякнул.
— Не здесь, — предупредил он. — Слишком много глаз.
— Где?
— На мосту Кирова. Это в восточной части города. Там есть каменная арка.
— Через полчаса.
— Я буду там.
Алексей тяжело вздохнул, мышцы его шеи начали расслабляться. Почему у него было такое впечатление, будто Вышнев не первый раз произносил эти слова?
На мосту не было никого. Снег летел через темноту так стремительно, словно куда-то спешил. Лед на дороге и тротуаре, который разворотили за день колеса и ноги, снова начал подмерзать, идти бесшумно было невозможно.
Алексей пришел на условленное место заранее и остановился в тени нескольких стоящих рядом мастерских, которые были уже закрыты на ночь. Он внимательно наблюдал за мостом, но, кроме проехавшего по нему грузовика, никакого движения на нем заметно не было. Алексею пришло в голову, что, может быть, в это же время и Вышнев наблюдает за мостом с другой стороны. Мост Кирова представлял собой каменное сооружение со скульптурами и каменной аркой прямо посредине, как и говорил Вышнев.
С каждой стороны моста висело по лампе с ажурным железным колпаком, они отбрасывали круги света, но мело так, что почти ничего не было видно. Морозный ветер срывал с Алексея шапку и стегал по глазам, но тот не шевелился. Дышал он через шарф, которым закрыл нижнюю часть лица. Внимание его было настолько сосредоточено на мосту, что, когда что-то прикоснулось к его голени, Серов отпрыгнул в сторону и сердце чуть не выскочило из груди. Но это была всего лишь тощая кошка, которая прижалась к нему, чтобы согреться.