Содержанка. Книга 2

— По статистике большинство детских травм от того, что отец не удержал ребенка как раз в такой ситуации! Эй, Алекс!

— Расслабься.

— Рядом с тобой?! Никогда! — ворчу я.

Алекс с Демьяном наконец заканчивают приветствие. Демка хохочет, трогает шляпу, Алекс примеряет ее сыну, та падает тому на лоб, и Демка визжит от счастья. Алекс ее снимает.

Папа с сыном наконец заканчивают приветствие. Демьян трогает шляпу, Алекс примеряет ее сыну. Шляпа падает тому на лоб, и Демка визжит от счастья. Алекс ее снимает.

— Немного подрастем, мужик, окей? И шляпа твоя. — Хмурится. — Постираем только.

Как раз в этот момент приближается Дмитрий Андреевич.

— Пап, это мой сын Демьян, — представляет Алекс. — Крутой пацан, а? А?

Дмитрий Андреевич смотрит на поцарапанный еще на мотокроссе лоб сына, на заклеенный пластырем лоб внука... вздыхает.

— Крутой. Мог бы и не представлять, — кивает на пластырь.

Алекс чмокает Демьяна в лоб, сын куксится.

— Ему больно, там же рана.

— Я думал, это пометка, куда целовать, — улыбается Равский. — Где у нас клад? Клад помечен крестиком! Да блин, это не пацан, а самый настоящий клад! Который... я... нашел!

Демьян заливается! Смотрит на отца во все глаза, да с таким восторгом, что у меня сердце сжимается. Он Алекса тоже полюбил искренне.

— Ничего, что мы приехали? — спрашиваю я осторожно. — Хотели тебе что-то показать. Важное. Дёма, как папа делает с планшетом?

Демьян берет из моих рук картонку и, насупившись, всматривается в нее.

У Алекса брови летят вверх, я широко улыбаюсь. Дмитрий Андреевич хохочет:

— Очень похоже. Попадание стопроцентное.

— Бедный ребенок, папе надо ограничить планшет, — сетует Алекс, занервничав.

Демьян воодушевлен тем, что все внимание ему. Не знает, на кого смотреть, поэтому глядит на всех по очереди. Улыбается до ушей. А потом, чувствуя полное к себе расположение, вдруг обнимает Алекса за шею и кладет голову ему на плечо.

В этот момент Алекс краснеет до кончиков ушей. Меняется в лице, резко посерьезнев. Прижимает сына к себе и похлопывает по спинке. Слегка растерянно смотрит на меня — впервые такое, чтобы Демьян попросил у него нежности. Я улыбаюсь и пожимаю плечами. Дмитрий Андреевич не удерживается и осторожно поглаживает ручку внука.

Через полчаса мои чувства по-прежнему всмятку. Эти искренние минутки навсегда поселяются в сердце. Хочется, чтобы вокруг Дёмы было много людей, которые его по-настоящему любят.

Я сижу на лавочке у небольшой детской площадки, которую Алекс поставил на участке, и наблюдаю за тем, как Дмитрий Андреевич качает Демьяна на качелях.

Алекс приносит кофе и присаживается рядом.

— Спасибо. — Принимаю чашечку и делаю глоток.

— Клининг уже убрал второй этаж, сейчас доделывают кухню. Часа два, и можно заходить в дом. Я кофе попью и бассейн надую Дёме. Он по возрасту как раз. Вон там поставим, в тени.

До сих пор непривычно слышать его голос. Каждое сказанное слово отдается внутри эхом из боли и потаенной запретной радости. Я делаю еще глоток, и меня осеняет: после сообщений Алекса об аборте я похоронила его для себя. Взяла лучшее — фонд и сына. И перемены, которые сейчас происходят, сродни темной магии. Он не должен вот так сидеть рядом и запросто рассказывать о планах. Мы не должны были преодолеть ту бездну между нами, что сами же и устроили.

Но нет.

Алекс — на расстоянии вытянутой руки, привычно болтает ногой. От него пахнет свежескошенной травой и немного потом. Он очень живой и простой, как раньше. Слишком, наверное.

— Не ожидала, что ты лично будешь убираться на участке. Думала, приедут крутые ребята и приведут всё в норму.

Алекс снимает шляпу.

— Физический труд хорошо вправляет мозги. Когда устаю или запариваюсь, напоминаю себе, кем бы я мог быть, если бы не «Солар».

— Газонокосильщиком?

Он пожимает плечами:

— Типа того.

Проходит минута, потом вторая. Алекс произносит:

— Я разучился понимать твое молчание. Всё совсем плохо?

— Демьян выглядит счастливым, — тяну я. Сама понимаю, что в голосе сквозит тоска. — Если будет еще и басик, он точно с ума сойдет! У тебя получилось за несколько недель растопить его сердце. Надо же.

— Ива, я никуда не уеду, — говорит вдруг Алекс, и я отшатываюсь, расплескав кофе.

Качаю головой. Лжет Равский. По-прежнему прекрасно считывает мое молчание. Видит, что за ним скрывается.

— Я не к тому...

— Никуда я не денусь. Даю слово.

Отворачиваюсь, дрожу. Когда мы наедине, я забываю, что взрослая женщина и мама. Сама становлюсь девочкой — обиженной, требовательной. Раненой.

— Ива, я сына не оставлю никогда. И я никогда себе не прощу, что весь наш брак оставлял одной тебя.

Я поворачиваюсь, и мы смотрим друг другу в глаза. В моих, должно быть, молнии сверкают, Алекс спокоен.

— Все, что с нами произошло, — результат моего выбора, — продолжает он. — И я в нем ошибся. Биомать бросила меня ради лучшей жизни. Видимо, эта хрень передается генетически, и я оставил тебя на другом континенте.

— Да о чем ты? По-твоему, надо было забить на «Солар»? — хмыкаю я.