— Да. — Она вдруг заметила, что нервно крутит в пальцах нож. — А я хочу быть впереди. Там, где кипит жизнь. Хочу быть на передовой вместе с людьми, которые дают людям новое кино, новую музыку, вообще новые идеи.
Спасибо, дорогой Алексей, за то, что ты заставил меня прочесть столько книг и периодики, чтобы я знала, чем живет новая, современная Россия. «Ко всему нужно быть готовым», — говорил ты.
— Видите, я же говорил, что у вас есть склонность к искусству. — Он поднял песочную бровь. — Однако вы на удивление хорошо осведомлены для человека из такой глухомани, как Владивосток.
— Я много читаю.
— Это заметно. Но расскажите, что бы вы хотели увидеть?
— Очень бы хотелось посмотреть фильмы Эйзенштейна «Октябрь» например. Это так здорово, что он снимает у себя обычных людей, а не настоящих актеров. Ведь все выглядит так искренне, по–настоящему: жизнь молодых пролетариев, как они сплачиваются против капиталистов. — Она почувствовала, что голос ее начинает дрожать от возбуждения.
Председатель кивнул.
— Да, я признаю, в деле образования кино — главное оружие. С его помощью проще всего вкладывать в умы людей социалистические идеи. — Он немного помолчал, потягивая себя за длинную мочку уха. — Что еще?
Сначала ей ничего не пришло в голову. Мысль о том, что этот человек — единственная дорога, ведущая к Чан Аньло, не давала ей сосредоточиться. Соберись! Не упусти его!
— Что еще? — повторил он.
Она задумалась.
— Еще бы увидеть работы Татлина и сходить в Колонный зал Дома Союзов послушать музыку Шостаковича. Вы знаете, что он в свою Вторую симфонию даже включил звук заводского гудка? — Мать Лиды ненавидела это произведение, называла его вульгарным.
— Нет, я не знал этого.
— И еще, — она заговорщицки понизила голос, — говорят, что под самой Москвой собираются построить целую железнодорожную систему.
Председатель какое–то время молча взирал на нее. Неужели она перестаралась? Неужели ей теперь предстоит нырнуть с головой в кипящую реку?
— Работа, — наконец произнес он. — Вы совсем не говорите о работе.
— Ах, ну конечно же, я хочу работать.
— Кем?
Кем? Кого выбрать? Учителем? Библиотекарем? Или, эх, была–не была, пианисткой?
Она взяла вино, покружила рубиновую жидкость в бокале и, понимая, насколько нелепо сейчас прозвучит ее ответ, сказала:
— Я хочу работать на заводе. Собираюсь на «АМО» устроиться.
— Я знаю его директора, Лихачева. Хороший партиец, только иногда за языком не следит. Мы с ним в МГК частенько встречаемся, это Московский городской комитет, если вы не знаете. Так что могу замолвить за вас словечко.
Несмотря на выпитое вино, у Лиды пересохло во рту.
— Спасибо, — промолвила она. — Но я лучше устроюсь на работу своими силами.
Он улыбнулся и поднял бокал.
— За успех.
— Да, — вздохнула она. — За успех.
Еда была хорошей. Иного Лида и не ждала. Но она почти не притронулась к ней, а потом даже вообще не могла припомнить, что положила себе в рот. Она больше была занята тем, что незаметно пыталась заставить Малофеева рассказать как можно больше о себе. Поначалу он осторожничал, сказал только, что живет на Арбате радом с рестораном «Прага» и лишь недавно вернулся в Москву после двух лет, проведенных в Сибири, где он занимался какой–то совершенно иной работой.
— Что же заставило вас уехать из Москвы? — поинтересовалась она.
Малофеев несколько смущенно запустил в свои рыжие волосы пальцы и вдруг показался ей намного младше своих тридцати с лишним лет.
— Я разбирался со схемой поставки импортного заводского оборудования, которая оказалась совершенно невыгодной. — Чуть прищурившись, он посмотрел на картину Малевича на стене. Его глаза вдруг стали черными, как сажа, словно им передалась чернота с холста. — Кто–то должен был отвечать за эту ошибку. Этим «кто–то» оказался я, хотя… — Он замолчал, не хотел жаловаться.
Лида сменила тему:
— Но теперь–то вы вернулись. Да и вам, наверное, пошло на пользу то, что вы увидели жизнь за пределами Москвы.
Он отодвинул чашку с кофе.
— Вы удивительно самоуверенны для такой молодой девушки. Но вы правы. — Малофеев достал из кармана пиджака серебряный портсигар, на который Лица посмотрела с профессиональным любопытством бывшего карманника, и молча предложил ей сигарету, но она покачала головой. Закурив, он выпустил ровное кольцо дыма в сторону картины Малевича, как будто хотел ей что–то доказать. — Просто удивительно, что происходит сейчас в Сибири, — сказал он. — Вы видели это?
— Расскажите, — уклончиво ответила она.
— Ее бескрайние земли укрощаются. Там строятся целые системы новых дорог, прокладываются рельсы, возводятся завода, всевозможные шахты, оттуда вывозится лес. Там даже строятся новые города! Это так… — Он замолчал, подыскивая подходящее слово. — Волнующе.
Лида моргнула. Не это она ожидала услышать.
— Волнующе?