— Нигде. — Он окинул ее презрительным взглядом, как будто она сказала какую–то неимоверную глупость. — Я сам не продаю. Продают воры.
— Что еще за воры?
Изображая отвращение, он закатил глаза, вытер рукой рот и протянул ее собаке — облизать.
— Есть человек, — медленно начал объяснять он, так, будто втолковывал прописные истины недотепе. — Он главный у нас, уличных. Мы крадем и все отдаем ему. А он нам платит. — Мальчик подумал о том, что только что сказал, и насупился. Собрался было плюнуть на пол, но вовремя спохватился. — Мало, правда, гад. Несколько паршивых копеек. В других шайках воры больше платят, но я–то что? Приходится брать, сколько дают.
Лида чуть подалась вперед.
— И много таких как ты, уличных, в Москве?
— Ага. Тыщи.
— И всех держат в шайках воры?
— Ну, почти всех.
— А кто они, эти воры?
— Бандиты, конечно же. — Он улыбнулся и погладил уши щенка. — Как и я.
— Эдик, то, чем ты занимаешься, очень опасно.
— А то, чем ты занимаешься, не опасно? — Он от души рассмеялся, и его искренний детский смех заставил улыбнуться и ее.
Ей захотелось подойти к нему и обнять за худые плечи — этому закаленному улицей мальчишке было так нужно немного нежности, — но Лида не двинулась с места. У нее возникло такое чувство, будто обними она ребенка — и он ее снова укусит. Лида откинула со лба волосы, точно отбросила сомнения насчет того, о чем собиралась его попросить.
— Эдик?
— Ну?
Она сунула руку в карман, достала оттуда десятирублевую купюру и помахала ею в воздухе. Его глаза жадно впились в бумажку, следя за движением девушки. Так же, наверное, повела бы себя Серуха, если бы перед ней помахали печеньем.
— Лови, — сказала она, скомкала бумажку и бросила ему.
Она оглянуться не успела, как купюра оказалась у него в кармане.
Мальчишка усмехнулся.
— И чего на этот раз сделать надо?
— Я хочу, чтобы ты снова пошел к гостинице «Триумфаль» и дождался того же самого китайца. Он передаст тебе для меня записку.
— И это все? За такие–то деньги?
— Будь осторожен, Эдик.
Он вскочил на ноги, сгреб свою новую куртку под одну руку, собаку — под другую.
— Ты глупая, Лида, — на этот раз он улыбнулся робко, но его улыбка легко преодолела расстояние между ними, — потому что тебе слишком просто угодить.
Она рассмеялась и почувствовала укол вины где–то под ребрами.
— Только не…
Резкий стук в дверь не дал ей договорить.
Это был Дмитрий Малофеев в элегантном кожаном пальто с белым шелковым кашне на шее. Он замер в дверях убогой комнатенки. В одной руке он держал большой бумажный коричневый пакет, в другой — букет цветов, по виду похожих на лилии, хотя, где он мог посреди зимы раздобыть лилии, она представить не могла.
— Здравствуйте, Лида.
— Товарищ Малофеев? Вот так неожиданность.
— Разрешите войти?
— Конечно, — ответила она, но в голосе ее слышалась некоторая неуверенность. Пустить в свой дом этого мужчину с белоснежными гладкими зубами было все равно, что пригласить к себе в кровать крокодила. Подстраиваясь под его настроение, она улыбнулась. — Входите.
Малофеев перешагнул порог и сразу же как будто заполнил каждый уголок этой унылой комнаты.
— Так вот где вы прячетесь?
Прячетесь? Почему он употребил именно это слово?
— Да, я здесь живу. Как вы нашли меня?
— Это было несложно.
— Да уж. Не сомневаюсь. Для человека из партийной верхушки нет ничего сложного, — сказала она с улыбкой.
Он улыбнулся в ответ и, галантно поклонившись, вручил ей цветы. Приняв букет, девушка наклонила голову, чтобы вдохнуть аромат, и только теперь поняла, что цветы из шелка. Лида почувствовала себя глупой и обманутой.
— Спасибо.
Гость с интересом осмотрел комнату. Удивленный взгляд его упал на Эдика. Какую бы информацию он ни выудил у вахтерши, мальчик и собака явно не были упомянуты. Дмитрий кивнул в знак приветствия, свободной рукой выудил из пакета пачку печенья и бросил через всю комнату со словами:
— Вот вам, молодой человек. И идите гулять.
Это было произнесено таким вежливым тоном, что было невозможно судить, пошутил он или говорил серьезно.
Мальчик не шевельнулся, чтобы поймать печенье. Он просто наблюдал, как пачка, описав духу, с хрустом упала на пол. Малофеева он даже не удостоил взглядом. Вместо этого он посмотрел на Лиду.
— Хотите, чтобы я остался? — негромко произнес он.
Она готова была расцеловать его. В эту секунду он превратился в члена ее семьи. Как говорил Чан, для этого не нужно кровное родство.
— Нет, — ответила она, благодарно улыбнувшись. — Можешь идти. Тебе есть чем заняться.
Эдик спустил на пол собаку, влез в куртку, которая оказалась чересчур велика для него, и без лишних слов вышел из комнаты, так и не глянув на гостя. Собака подхватила своими маленькими зубами печенье и засеменила следом.