Содержанка

Елена подняла руку и провела ладонью по лицу, сверху вниз. По глазам, по губам, пока не взялась за мясистый подбородок. Это движение словно вернуло ее к жизни. Она воткнула иголку в катушку и покачала головой.

— Он сам так решил. Никто не заставляет его.

— Но я хочу, чтобы он прекратил. Сейчас же. Это слишком опасно. Но он не послушает меня. Я знаю. Не послушает.

— А этот твой чиновник, Дмитрий Малофеев? Разве он не опасен?

— С ним я как-нибудь справлюсь.

Елена вдруг рассмеялась. Звонким девичьим смехом, услышав который собака залаяла. Она тяжело поднялась с кресла. Оказалось, что подшивала она старую, но плотную шерстяную куртку. Она встряхнула ее и бросила мальчику.

— На, Эдик. Надень это и дуй отсюда вместе со своим мешком блох. — На секунду она задумалась, положила ладони на свои внушительные бедра, окинула взглядом комнату, при этом шея ее неожиданно напряглась так, что на ней вздулись вены. — У меня тут и без тебя есть чем заняться.

Она направилась к двери, и тут случилось нечто из ряда вон выходящее. Она провела рукой по волосам Лиды, чего не делала никогда раньше. Это прикосновение было неожиданным для девушки и оказалось намного нежнее, чем она могла ожидать.

— Малышка, — мягко произнесла Елена, — этот человек тебя съест и не подавится.

Потом она сняла с крючка у двери пальто, натянула галоши, прошлась расческой по соломенным волосам, намотала на голову платок и вышла.

Мальчик посмотрел на закрывшуюся за ней дверь и жалостно всхлипнул. Лида сначала решила, что это заскулила собака.

— Я ей не понравился, — сказал он.

Лида прошла через комнату, опустилась перед ним на колени, прямо на твердый пол и погладила щенка, как будто он был частью мальчика.

— Глупости. Если бы ты ей не нравился, стала бы она искать для тебя куртку да еще зашивать ее?

— Не знаю…

Она потрепала ребенка по молочно-белым волосам и позволила Серухе лизнуть себе руку. Мальчик с неохотой оторвал взгляд от двери, словно наконец смирился с тем, что Елена какое-то время будет отсутствовать, и повернулся лицом к Лиде.

Немного помолчав, он сказал:

— Все равно, я думаю, она не любит меня.

— По-моему, беда в том, что она тебя любит слишком сильно.

Он напряженно нахмурился, точно изо всех сил старался понять слова Лиды, но эта мысль не помещалась у него в голове.

— Как это?

— Эдик, — ласково произнесла она, — я думаю, ты напоминаешь ей сына, который умер.

Когда шарманка смолкла, стало казаться, что комната опустела. Свет начал меркнуть, стал серым, как шерстка Серухи. Эдик заснул, свернувшись калачиком прямо на полу, в обнимку с собакой, и, хоть щенок не спал, он лежал тихо, наблюдая за Лидой желтым глазом. Когда она встала и двинулась к окну, чтобы посмотреть, как прямоугольник неба над двором превратится из голубого в сиреневый, а потом сольется с крышами, щенок сердито заворчал. Похоже, крошечное существо с выпирающими тоненькими косточками и молочными зубами охраняло своего хозяина, и это придало Лиде уверенности. Она не знала почему, но почувствовала это.

Ей вдруг захотелось остаться наедине со своими мыслями. Они колотили изнутри по ее черепу, требуя выхода. Я найду способ. Так сказал Чан, когда они расставались. Я найду способ, и она поверила ему безоговорочно, без оглядки. Если Чан Аньло пообещал, что найдет способ быть вместе, вместе по-настоящему, он отыщет его. Все очень просто.

Лида вздрогнула. Но не от холода, а скорее наоборот. Кровь в ее венах кипела и бурлила, тело отказывалось бездействовать. Не хотело покоя. Сама кожа ощущала голод. Требовала его прикосновения так же, как когда-то в знойный день на базаре в Цзюньчоу требовала льда. Ей нужно было находиться рядом с ним. Видеть его лицо. Наблюдать, как его улыбка медленно переливается в его глаза.

Она думала, что сегодняшних поцелуев ей будет достаточно, но оказалось, что это не так. Она жаждала большего.

Уткнувшись головой в оконное стекло, Лида вздохнула. Она так долго жила в ожидании, что уже и забыла, до чего это захватывающе — жить такими понятиями, как «здесь» и «сейчас». Иметь то, что хочешь. Хотеть то, что имеешь.

— Чан Аньло, — прошептала она, как будто он мог слышать ее.

Лида прикоснулась к стеклу в том месте, где ее дыхание осело облачком, и написала его имя. Улыбнулась и внимательно прошлась глазами по цепочке букв, как будто это могло каким-то таинственным способом вызвать образ самого Чана. Сердце ее бешено забилось. Она смотрела на туманные буквы, а в стекле отражалось ее лицо, соединяя вместе Лиду и Чана, и девушка сфокусировала взгляд на собственном отражении. Что видел он, когда смотрел на нее? Волосы, глаза, скулы — для нее они выглядели как обычно. Но видел ли он в ней то же самое? Ту же самую девушку, в которую влюбился дома, в Китае? Или кого-то другого?

А Куань? Как паук, рядом с ним, куда бы он ни пошел, живое, дышащее существо, жаждущее его в каждом гостиничном номере, в котором он останавливался. Нет, все это неправильно! Не думай так!

Пришли ко мне мальчика. Так он сказал. Она отвернулась и увидела, что в комнате уже почти темно.

— Вы слишком быстро едите. Оба.