Сочинитель

Короче говоря, сауна в «Гранд-отеле» Обнорскому понравилась, и он, пользуясь возможностью, стал захаживать в «центр здоровья» почти каждый день — когда в компании с Ларсом или Сибиллой, а когда и просто сам по себе… Шведы-то считали, что париться каждый день — вредно, им было трудно понять кайф русского человека, дорвавшегося до честной и очень приятной «халявы»…

Вечером 9 ноября Обнорский как раз балдел в «центре здоровья» без своих шведских коллег — они были заняты выбором в Питере мест для «стэнд-апов»[27], съемки близились к концу, все были довольны результатами напряженной, нервной, но, судя по всему — не напрасной работы…

Андрей с сожалением думал о том, что «халява» в «Гранд-отеле» заканчивается, и сюда уже нельзя будет прийти вот так вот запросто после отъезда Ларса и Сибиллы в Стокгольм… Хотя — почему, собственно, нельзя? Гонорар-то Серегину причитался немаленький, и Андрей еще не решил, куда потратить эти деньги. Может, взять и купить абонемент в этот «центр здоровья»? А что? Дорого? Конечно, дорого — но ведь все хорошее стоит больших денег… Зато здесь, в «Европе» — тихо и спокойно, чисто и уютно, здесь хорошо думается и мечтается, здесь сплошные положительные эмоции… От редакции опять же недалеко (на своем «вездеходе» Андрей доезжал от Лениздата до «Гранд-отеля» буквально за пять минут), да и тренажерный зал здесь классный — можно подкачаться будет, лишний жирок согнать… А от гонорара все равно останется еще вполне приличная сумма — хватит и на подарки родителям, и на обновление гардеробчика, и на разные прочие мелочи… Ну, не солить же их, эти доллары! Обнорский всегда считал, что деньги надо тратить на то, что доставляет радость — не умел он копить, не по его характеру это было…

Почти приняв уже решение о покупке абонемента, Андрей зашел в тренажерный зал, чтобы как следует в нем осмотреться. Сам он еще ни разу в «Европе» не «качался» — после съемок сил хватало только на то, чтобы доползти до сауны…

Тренажерный зал был почти пуст, только на «ходилке», имитировавшей бег по горам, скакала какая-то брюнетка в черном облегающем трико и в черных же гетрах. Андрей не удержался и проехался взглядом по формам женщины — фигура у нее была очень даже ничего… Ну, может быть, чуть более худая, чем нужно. Обнорский относился к тому разряду мужиков, которые считают, что в женщине должно быть то, за что приятно было бы с чувством подержаться…

Брюнетка на «ходилке» никак не отреагировала на довольно откровенный «осмотр» — она продолжала быстро перебирать педали длинными сильными ногами, по ее вискам ползли маленькие капли пота, зеленые глаза, не мигая, смотрели куда-то в стенку, а нетронутые помадой губы сжались в тонкую прямую линию.

Выражение мрачной отрешенности на ее лице как-то очень не вязалось с женственностью фигуры — а Серегин успел оценить и круглые бедра, и высокую грудь, на которой подпрыгивал в такт бегу маленький золотой медальон с каким-то вензелем. В общем, Андрей заинтересовался брюнеткой — а если Обнорский обращал внимание на женщину, то, если позволяла ситуация, конечно, он пытался с ней познакомиться — такая уж была у Серегина натура… Некоторые злые языки его даже бабником называли, чему сам Андрей искренне возмущался.

Обстановка в тренажерном зале явно благоприятствовала знакомству — Обнорский вежливо улыбнулся брюнетке и доброжелательно спросил:

— Здорово у вас получается… А вы часто сюда приходите заниматься?

Женщина с зелеными глазами холодно глянула на Андрея и сухо ответила по-английски:

— Простите, я не понимаю по-русски и не расположена к разговорам…

У нее был хороший английский выговор, но Андрей мог поклясться в том, что она не англичанка и не американка. Обнорский очень долго работал военным переводчиком и умел профессионально различать акценты — арабский и английский ведь были его основными языками.

— Простите за беспокойство, — церемонно извинился по-английски же Серегин, развернулся и вышел из тренажерного зала.

«Ишь ты, фифа иностранная, — с досадой думал он, заходя в сауну. — Не расположена она к разговорам… Можно подумать, мне с тобой очень поговорить хотелось…»

Лукавил Андрей — хотелось ему пообщаться с зеленоглазой брюнеткой, зацепила она его чем-то. Ну, да насильно мил, как известно, не будешь, Обнорский никогда не навязывался женщине, если чувствовал, что она «отшивает» его искренне, а не из кокетства.

Андрей как следует пропарился в сауне, поплескался в бассейне, потом завернулся в халат и, развалившись в кресле, сам не заметил, как задремал…