Машина-робот Василий Кораблев неожиданно влюбился, влюбился, выполняя очередное специальное задание в Чехии. Слава Богу, он хотя бы не в чешку втюрился, а в советскую женщину, в русскую… Хуже было то, что Васина пассия была женой ответственного дипломатического работника, а полный крах наступил, когда выяснилось, что она отвечает Кораблеву взаимностью… Вернее — нет, крах наступил не сразу, сначала был месяц сумасшедшей любви… Любовь делает с людьми странные вещи, а если эта любовь развивается в Праге — городе волшебном, да если еще это любовь к чужой жене — тут уж у любого голова кругом пойдет, тут кто угодно таких дров наломает, что…
Похмелье было, конечно, горьким. Муж все узнал, грянул чудовищный скандал… Надо сказать, что Васины руководители, к их профессиональной чести, узнали все гораздо раньше — и Кораблева даже предупредили по-хорошему… Но он не внял, за что и поплатился — капитана Кораблева отозвали на Родину и без долгих проволочек сорвали с его плеч погоны — в общем, выкинули Васю на улицу без права на пенсию… Любимую свою он больше не увидел никогда — только узнал, что она, в конце концов, осталась жить со своим дипломатом. Тот ее вроде как простил, списав грех на «коварного соблазнителя». Родители у этого дипломата были очень «крутыми», вот в чем дело. И сидели они не где-нибудь, а в самом Кремле…
А Вася… Вася больше всего удивлялся потом тому, что остался жив — ни несчастного случая никакого с ним не приключилось, ни болезни скоротечной и неизлечимой. Много позже Кораблев думал — а не «подарили» ли его одному человеку на гражданке? И не знал Василий Михайлович, как ответить самому себе на этот вопрос…
Ему «слепили» трудовую биографию шофера-северянина и тактично порекомендовали убираться из Москвы. Про то, что Вася должен держать язык за зубами, никто специально говорить не стал — смешно говорить очевидные вещи…
Шел 1975 год — бывший капитан Кораблев, превратившийся в человека с чужой биографией, помыкался пару месяцев по Москве, перебиваясь случайными заработками и надеясь непонятно на что — ему все казалось, что Контора не должна совсем отвернуться от своего питомца. Но после того, как Василий Михайлович был дважды задержан бдительными участковыми, после получения еще одного предупреждения — он понял, что из столицы надо уходить. Прежняя жизнь кончилась, возврата в нее не было… А заканчивать свои дни в психушке Кораблеву не хотелось. Он перебрался в Архангельск, устроился на рыбоперерабатывающий комбинат, получил койко-место в общежитии. Из Архангельска Кораблев через год с небольшим переехал в Мурманск — один знакомый моряк похлопотал за него, помог устроиться преподавателем автодела в ПТУ. Жизнь потихоньку налаживалась… Хотя, какая, к чертям собачьим, это была жизнь! Одну только отдушину нашел для себя Василий Михайлович — в Мурманске он организовал маленькую полуподпольную секцию, в которой обучал детей моряков приемам борьбы самбо. Так и летело время. Денег Кораблеву хватало, семьей он не обзавелся, хотя женщины его вниманием не обижали — ну, какая может сложиться семья, если мужик про свое прошлое рассказать правду не может? Жить с человеком, все время играя навязанную роль? Штирлиц, может быть, и справился бы с этой задачей, на то он и Штирлиц, а вот Василий Михайлович знал, что ему такое не по силам, потому и запрещал себе привязываться к кому-либо…
И все время его не оставляло странное ощущение, что Контора приглядывает за ним. Сложно сказать, так ли это было на самом деле — возможно, Кораблев просто в глубине души верил, что его как бы еще раз испытывают на прочность, на способность к «длительной консервации». Эта вера помогала Василию Михайловичу держаться — он не спился и не опустился, себя соблюдал в опрятности и аккуратности, директриса ПТУ в нем просто души не чаяла… Кстати говоря, эта директриса — Надежда Сергеевна — была женщиной довольно неординарной, и круг ее интересов отнюдь не замыкался на воспитании подрастающей трудовой смены. Надежда Сергеевна имела очень серьезных знакомых и в торговой среде, и в партийно-административном аппарате. Контакты эти плохо вязались с ее скромной должностью, но Кораблев, начавший мало-помалу выполнять обязанности личного шофера Директрисы, никогда никаких лишних вопросов не задавал — крутил себе баранку, возил по городу и Надежду Сергеевну, и ее знакомых, время от времени доставляя по каким-то адресам какие-то грузы…
В апреле 1980 года в Мурманск приехал по делам один серьезный номенклатурный работник из Ленинграда — генеральный директор крупного завода. Что его связывало с Надеждой Сергеевной — Кораблев так и не понял (да и не стремился понять), но несколько дней ему пришлось поработать на питерского гостя. Мужик этот сразу понравился Василию Михайловичу — был он сухощавым, подтянутым, энергичным, а главное, в нем никак не проявлялось начальническо-столичное барское хамство… Странное дело — увидев этого человека, Кораблев как-то сразу понял, что в его жизни скоро произойдут перемены.