Сочини мою жизнь

– Хотите еще одну картинку из заграничной жизни? Приезжаю я как-то в крутой университетский кампус в США, племянника хотела туда определить. Учеба там стоит денег совершенно космических, выглядит все, как кино про будущее. Зелень, пальмы, счастливые лица. И около главного корпуса две автостоянки. На одной стоят гладенькие, новенькие, чистенькие машинки. На другой – не рухлядь, конечно, но сильно подержанные, невзрачные. Я с переводчиком была, он мне в уши непрерывно тараторил, гонорар отрабатывал. Дескать, две разные стоянки, потому что на одной паркуются начинающие профессора и разный обслуживающий персонал, а на другой – их звезды, пара-тройка нобелевских лауреатов даже. Я киваю понимающе, да-да, у нас тоже во дворе не каждому парковаться можно. И тогда этот переводчик эдак снисходительно мне и говорит: «Вы не поняли. Новенькие и блестящие машины у тех, кто начинает свой карьерный путь. Они хотят обозначить свой успех. А вот дешевые машины могут позволить себе только очень значительные люди, которые миру уже все доказали».

Лера замолчала. Задумчиво глотнула чай и продолжила:

– Тогда я это только запомнила, помню, что сильно удивилась. Поняла позже, когда от меня Игорь ушел. Я больше не была для него женщиной, подтверждающей его статус. Он сырами все давно подтвердил, пробы некуда ставить. Я ему стала не нужна. Вот только когда его секретарша в отпуск уходит, он меня зовет. Мне это нравится. Вроде как в секретаршу играю…

И Лера зло закусила губу, чтобы не заплакать.

Таня поняла, что нужно быстрее уходить. Лера не простит ей, если прольет при ней хоть одну слезу. Она уходила так быстро, что босоножки застегивала уже за дверью, спустившись на один пролет для конспирации.

Широкие перила и разлапистые лестничные пролеты на обратном пути показались Тане мрачными и давящими. Как будто они вели не на улицу, а в подвал, в катакомбы. Но нет, вот дверь, а за ней солнце, духота, гудящие машины. Таня обрадовалась всему этому безобразию, как будто давно не видела и успела соскучиться.

Глава 7. Прекрасная Валерия

Вырвавшись на улицу, подставляя себя палящим лучам и просушенному ветру, Таня облегченно выдохнула. Конечно, общение с Лерой больно укололо ее самолюбие, но главная трудность беседы все же была не в этом. Самым напряженным моментом, который потребовал от Тани хладнокровия и выдержки разведчицы, был рассказ Леры о своей матери, заведующей литературной частью провинциального ТЮЗа.

Пока жеманная Лера вспоминала свою мать, ни за грош растратившую шарм в глухой провинции, Таня думала только о том, как обратить свое лицо в подобие гипсовой маски, чтобы на нем не отразились эмоции и чувства, распирающие изнутри. Поверить в такое совпадение было трудно, но факт оставался фактом. Таня пыталась не выдать, что она знакома с мамой Леры. Нет, неверно. Она не просто знакома, она боготворит эту женщину, обожает ее и винит в своих журналистских мытарствах. Если бы не она, кто знает, кем бы стала Таня Сидорова?

С чего начинается выбор профессии? Для одних – с трезвого расчета, для других – с наставления родителей, которые «плохого не посоветуют», а кто-то идет наугад, не подумав, иногда просто за компанию с одноклассниками. И, что интересно, вероятность ошибиться, разочароваться в выбранной профессии во всех этих случаях примерно одинаковая.

У Тани роман с журналистикой начался с нечаянной встречи, случайного знакомства, в котором восторженное воображение увидело провидение, знак судьбы, не меньше.

Она, тогда еще школьница, дольше других хлопала в ладоши на премьере спектакля в местном ТЮЗе. Большая часть зрителей уже покинула зал и штурмовала гардероб, а она все аплодировала, потрясенная увиденным. Но вот занавес закрылся окончательно, и она побрела к выходу. Обычно в проходе между кресел стояли продавцы программок, цены на которые по абсурдности соперничали только с ценами в театральном буфете. Но тут проход был свободен. Стояла лишь одна женщина примечательной внешности, узкая в любом поперечном сечении. На ней было странное платье ассиметричного покроя, которое подобает носить представителям богемы. Кроме того, она была в туфлях, что выдавало в ней местную аристократию, причастную к театральному миру. Дело было зимой, а зрители не имели привычки переобуваться в театре.