Читаем Сочинения в 2 т. Том 1 полностью

В кармане пиджака у Ивана тоже лежал пистолет; прилежно занимаясь в стрелковом кружке, Иван даже получил незадолго до начала войны поощрение. Сейчас ему потребовались две-три секунды, чтобы выхватить из кармана пистолет и выстрелить не целясь; с такого расстояния он не мог промахнуться.

Выстрела Иван почему-то не слышал. Здоровенный детина споткнулся, ойкнул и рухнул в пыль. И тотчас на его месте встал другой, серый от пыли, растрепанный, без фуражки: он неторопливо, будто ленясь или важничая, подымал автомат. Выстрел — и этот, серый, тоже свалился на булыжник. А потом Иван почувствовал, как в грудь его наискось, от ключицы до сердца, полосой ворвался огонь. Автоматная очередь была очень длинной, и еще до того, как она смолкла, Иван Махортов был мертв.

Обстоятельства смерти Ивана Махортова (которому ныне на месте его гибели земляки воздвигли памятник) я узнал значительно позже, в сентябре 1943 года, когда мне выпало на долю входить в израненный Мариуполь в день его освобождения. Тогда же я пошел на розыски Макара или хотя бы весточки о нем.

Тот, кому доводилось пытливо, настойчиво идти по следам героя, знает, что даже самые старательные расспросы и самые тщательные розыски далеко не сразу восстанавливают цепь событий в их временной последовательности. Отдельные свидетельства, эпизоды, факты похожи на разрозненные кадры фильма: их следует терпеливо монтировать на «ленте» времени, бережно накапливая подробности, чтобы воссоздать картину.

В тот день, расставшись с Иваном Махортовым, Макар достоял свою вахту и выдал плавку. Раскаты артиллерийских залпов приближались. В гулком пролете мартеновского, под его железными перекрытиями беспокойно перекатывалось эхо. Вдоль железнодорожной линии, мимо неподвижных кранов мимо оставленных печей молча, печально проходили рабочие той последней, тревожной смены.

Ушел и Макар. Позже его видели у главных ворот, на сквере. Опустив голову, он долго стоял у заводской стены. Пыль поднималась над поселком, как дым пожара. Молчаливые, сосредоточенные солдаты шагали сквозь эти зыбкие облака пыли и взвихренную листву. Они готовились к бою на очередном указанном им рубеже.

Макар внимательно приглядывался к солдатам в их облике, в спокойной готовности сражаться он улавливал отрешенность от обычных житейских дел. Неизъяснимо, но определенно судьба поднимала солдата в час перед сражением над суетой повседневных забот: он вел свой тяжелый труд на грани жизни и смерти.

На этой суровой грани Макар вдруг увидел и себя. До сих пор понятие «фронт» для него было вахтой у мартенов. Сталь, которую он создал, сметала фашистскую нечисть с лица земли у Львова, и на Днестре, у Севастополя, и Одессы, и на подступах к родному городу, к заводу. Но теперь и в прямом смысле слова родной город и родной завод становились передним краем, где предстояло сражаться и, возможно, умереть, как умирали тысячи безымянных воинов.

Здесь же, у заводских ворот, он подошел к молодому командиру, предъявил свою депутатскую книжку. Молодей командир, казалось, обрадовался:

— Сам товарищ Мазай? Ну, конечно, слышал! Я считаю делом для меня почетным — вручить вам, товарищ Мазай, оружие.

Мускулистый, крепкий, широкоплечий, с наганом на поясе и с парой гранат, Макар явился в рабочий боевой отряд, созданный старым мастером мартенов — Никитой Пузыревым.

Потомственный металлург, депутат Верховного Совета УССР, Пузырев отлично знал Макара и шумно обрадовался ему:

— Что ж, будем драться, дружище. Еще какие-то часы — и наша судьба решится. Прикажут в открытую сражаться — пойдем в открытую; переведут в подполье — тоже не сробеем. Вор — в нашем доме, и, значит, не нам его бояться: ему, окаянному, трепетать!

— Сказать откровенно тебе, Никита, — ответил ему Мазай, — с тобой, да еще при оружии, — не страшно.

Пузырев задумался, потом сказал серьезно:

— Значит, в народе недаром говорится: Макар разгоняет ночь?.. Лютая ночь приближается, и только бесстрашным развеять ее, разогнать.

В то суровое первое лето войны мы изведали много жгучего горя. Развивая наступление на юге, гитлеровцы прорвались в Донбасс и обходом, броском бронированного кулака вышли на берег Азовского моря. В Мариуполе, на Матросской слободке, на причалах порта, среди гигантских сооружений «Азовстали» еще трещали очереди автоматов, а на заводе имени Ильича уже начался дележ добычи. Псы-лазутчики фирмы Круппа бросились в пролеты цехов. Они составляли опись оборудования. Псы-гестаповцы с черепами на рукавах встали на проходной будке.

Тогда, рискуя на каждом шагу, Макар снова прошел на свой завод.

Он видел, как срывали оккупанты медь и бронзу с драгоценных машин, как вывозили сталь, сталь его последней плавки. Такого безысходного горя он еще не испытывал…

Товарищи сказали ему:

— Спрячься… Немедленно спрячься! Мы вместе прорвемся через линию фронта.

И Макар ушел в подполье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии