Сочинения в 2 т. Том 1

Полицейский исправник Трифонов был озабочен. Два дня назад он получил телеграмму от лисичанского волостного старшины с просьбой прибыть по важному делу. Трифонов был уверен, что шахтеры опять бунтуют и, вызвав телеграммой из Попасной сотню казаков, помчался в Лисичий Байрак. То, что он узнал здесь, на месте, немало его смутило. Оказывается, казаки не были пока нужны. Несчастье, случившееся с известным геологом Лагутиным, могло вызвать лишь сожаление. Но в шахтерской мазанке, где остановился Лагутин, по вечерам собирались рабочие и вели о чем-то беседы. Что общего было между этими чумазыми оборванцами и знаменитым изыскателем, чье имя знали даже за границей? Трифонов ломал голову и не мог придумать, как должен он поступить в таком редкостном и щекотливом случае? Разве поговорить с Лагутиным, предостеречь его? Или запретить шахтерам посещать ученого? Однако он может объявить протест через прессу и опозорить его, Трифонова, на всю Россию.

Иногда исправник задумывался над одним соблазнительным вопросом: а что, если это не Лагутин? Что, если под именем ученого скрывается какой-нибудь отчаянный революционер? В такие минуты Трифонов не находил покоя: сейчас бы немедля кликнуть своих, оцепить мазанку, — всех их, голубчиков бунтарей, сцапать на горячем… Он наверняка получил бы награду. Возможно, даже повышение в чине. О нем заговорили бы в Екатеринославе: «Верный служака»… «Проницательный ум»… Нет, это была мечта. Проныре фельдшеру удалось выкрасть из сумки ученого фотографию, помеченную 1904 годом. Сомнения не оставалось: это был Лагутин. Значит, внезапный налет и обыск окончились бы громким конфузом. Пожалуй, о Трифонове заговорили бы даже в столице, но как заговорили? Мало ли их расплодилось, ядовитых журнальных писак!

Все же положение казалось Трифонову очень щекотливым. Еще совсем недавно здесь развевались красные флаги. Сотня казаков металась по шахтерскому поселку. Вели арестованных… Кричали бабы… Тяжелый булыжник угодил исправнику в бедро… А теперь, когда все притихло, будто после пожара, — появляется ученый человек и проводит какие-то сборища этой непокорной шахтерни!

Два раза подсылал Трифонов своего человека на эти вечерние беседы. Но глуповатый, малограмотный парень из грабарей толком ничего не понял. Он доложил, что царя на этом собрании не ругали, поджечь хозяйский особняк не собирались, о недавнем восстании никто ни слова. О чем же могли они спорить до двенадцати ночи? Неужели о каких-то камнях? А зачем простому шахтеру эти камни? Нет, не того выбрал Трифонов осведомителя, и поднесло же ему такого простака! В сердцах он выгнал этого увальня из кабинета и, так как тот опять проявил непонимание, сопроводил увесистым пинком.

Впрочем, у исправника в ту же минуту возникла смелая идея: он сам услышит «беседы» Лагутина, — да, с помощью вот этого увальня!

— Погоди… Ты это куда же? — спросил он грабаря тоном, словно между ними ничего особенного не произошло.

— Я лучше пойду себе, — прогудел хмурый детина. — Так-то оно лучше…

— Э, братец, ты военного обращения не понимаешь, — усмехнулся исправник. — Неженка ты, братец, — я ведь пошутил!..

Они возвратились в кабинет, и, предварительно плотно прикрыв двери, Трифонов сказал таинственно:

— Государственная тайна! Понял?.. Нарочно я — твой приятель, тоже из грабарей. Ну, бороду, парик — мы это мигом приделаем… Вечером ты отведешь меня к ученому.

Тупица грабарь ушел, а Трифонов скорбно задумался о последних месяцах своей жизни, полной опасностей, непокоя и всяческих сует. Исправник — высшая полицейская власть в уезде, должность, утвержденная еще Екатериной Второй… Власть исправника в уезде — непререкаема и единолична. Гроза становых приставов, он мог бы выезжать в такую глухомань, как Лисичий Байрак, только для обозрения. И лишь наблюдать, как приводятся в повиновение ослушные, воры, разбойники, военные дезертиры, беглые. Трифонов знал наизусть параграф о своем попечительстве в отношении крестьян: «…Вразумлять сельських обывателей насчет их обязанностей и польз и поощрять их к трудолюбию, указывая им выгоды распространения и усовершенствования земледелия, рукоделий и торговой промышленности, особливо же — сохранения добрых нравов и порядка…» Директор уездного отделения попечительного о тюрьмах комитета, он одновременно имел право заключать в тюрьму любого, кто мог показаться ему опасным или ненадежным, — его административно-карательная власть распространялась не только на неплательщиков податей, на полевых и лесных сторожей, но и на лиц волостного и сельского управлений.

Однако многое переменилось с клятого 1905 года. Где эти «добрые нравы» мужиков, которые он, исправник, должен был охранять и поддерживать? Горели усадьбы помещиков, и он не поспевал от одного пожара к другому. Не одиночки-воры и разбойники унесли покой исправника на долгие месяцы — тысячи шахтеров взбунтовались против извечного правопорядка. Сам губернатор приказал Трифонову постоянно сидеть на шахтах, наблюдать за точным производством дознаний, карать непокорных, огнем выжигать их осиные гнезда.