Ноябрьским днем, когда защищеныот ветра только голые деревья,а все необнаженное дрожит,я медленно бреду вдоль колоннадыдворца, чьи стекла чествуют закати голубей, слетевшихся гурьбоюк заполненным окурками весамслепой богини.Старые часыпоказывают правильное время.Вода бурлит, и облака над паркомне знают толком что им предпринять,и пропускают по ошибке солнце.Порадуемся же, что мы всеголишь зрители. И что сюжет спектаклянас увлекает меньше декораций —пожалуй, лучших в мире. Никогданикто не вынудит родившегося здесьпод занавес раскланиваться — развелишь ветер, налетающий с залива.Его пощечины милей аплодисментов.1967
ПО ДОРОГЕ НА СКИРОС
Я покидаю город, как Тезей —свой Лабиринт, оставив Минотаврасмердеть, а Ариадну — ворковатьв объятьях Вакха.Вот она, победа!Апофеоз подвижничества! Богкак раз тогда подстраивает встречу,когда мы, в центре завершив дела,уже бредем по пустырю с добычей,навеки уходя из этих мест,чтоб больше никогда не возвращаться.В конце концов, убийство есть убийство.Долг смертных ополчаться на чудовищ.Но кто сказал, что чудища бессмертны?И — дабы не могли мы возомнитьсебя отличными от побежденных —Бог отнимает всякую награду(тайком от глаз ликующей толпы)и нам велит молчать. И мы уходим.Теперь уже и вправду — навсегда.Ведь если может человек вернутьсяна место преступленья, то туда,где был унижен, он прийти не сможет.И в этом пункте планы Божестваи наше ощущенье униженьянастолько абсолютно совпадают,что за спиною остаются: ночь,смердящий зверь, ликующие толпы,дома, огни. И Вакх на пустыремилуется в потемках с Ариадной.Когда-нибудь придется возвращаться.Назад. Домой. К родному очагу.И ляжет путь мой через этот город.Дай Бог тогда, чтоб не было со мнойдвуострого меча, поскольку городобычно начинается для тех,кто в нем живет, с центральных площадейи башен.А для странника — с окраин.1967
ПРОЩАЙТЕ, МАДЕМУАЗЕЛЬ ВЕРОНИКА
IЕсли кончу дни под крылом голубки,что вполне реально, раз мясорубкистановятся роскошью малых наций —после множества комбинацийМарс перемещается ближе к пальмам;а сам я мухи не трону пальцемдаже в ее апогей, в июле —словом, если я не умру от пули,если умру я в постели, в пижаме,ибо принадлежу к великой державе,II