Топилась печь. Огонь дрожал во тьме.Древесные угли чуть-чуть искрились.Но мысли о зиме, о всей зиме,каким-то странным образом роились.Какой печалью надо обладать,чтоб, вместо парка, что за три квартала,пейзаж неясный долго вспоминать,но знать, что больше нет его; не стало.Да, понимать, что все пришло к концутому назад едва ль не за два века, —но мыслями блуждать в ночном лесуи все не слышать стука дровосека.Стоят стволы, стоят кусты в ночи.Вдали холмы лежат во тьме угрюмо.Луна горит, как весь огонь в печи,и жжет стволы. Но только нет в ней шума.ноябрь 1962
* * *
А. А. А.
1Когда подойдет к изголовьюсмотритель приспущенных век,я вспомню запачканный кровью,укатанный лыжами снег,платформу в снегу под часами,вагоны — зеленым пятноми длинные финские санив сугробах под Вашим окном,заборы, кустарники, стеныи оспинки гипсовых ваз,и сосны — для Вас уже тени,недолго деревья для нас.2 (явление стиха)Не жаждал являться до срока,он медленно шел по земле,он просто пришел издалекаи молча лежит на столе.Потом он звучит безучастнои тает потом на лету.И вот, как тропинка с участка,выводит меня в темноту.1962