Сочинения Фрица Кохера и другие этюды

Прошло много дней. Я непостижимо счастлив. Я грежу наяву, у меня кружится голова… Об искусстве я позабыл: бедное, отброшенное в сторону искусство. Все к тому шло, словно за мной уже давно следили тигриные глаза, и сейчас это прорвалось и терзает меня. Значит, так тому и быть. Графиня уже давно стала для меня самым любимым, самым лучшим, что есть на свете. Но сейчас я больше ни о чем, кроме нее, не думаю. Она открыла мне глаза на мир, привела в мир, как нетвердо стоящего на ногах ребенка, короче, сказала мне, дала понять и ощутить, что любит меня. Она взяла и поцеловала меня и не смогла ничего сказать, и запретила мне говорить, будто боялась, что я отшатнусь. Все хорошо. О чем еще можно мечтать? Я теряю искусство, возможно, даже рассудок, но что может быть лучше, чем потерять все ради нее? Она говорит, для нее я — все. Значит, ей достаточно меня, чтобы получить все! Быть для нее всем — можно ли желать большего? Нет, конечно! Если я могу быть всем для нее — для нее! — мне не нужно ничего другого. Это же так просто и понятно, проще не бывает. Я не хочу думать об искусстве. Ведь я чуть не расплакался, когда представил себе, что снова пишу картины. С тех пор я больше не занимался живописью. Хочешь быть всем, изволь обходиться без прежних занятий, забыть их. Так должно быть, нет, так и будет! Разве можно описать, как я люблю ее? Я же больше не рисую. Мои краски с этим не справились. Любовь не хочет иметь ничего общего с искусством, по крайней мере, моя любовь. Любовь это растрата, искусство — экономия. Более ненавистных противоположностей для меня не существует. Ну и пусть, только бы не думать об этом. Теперь я сделаю безрассудную любовь своим каждодневным творчеством. — Я слышу ее шаги, она идет сюда. Она меня преследует. Что может быть прекраснее, чем знать это? Я ей не раб, нет, я был им гораздо больше, когда просто почитал ее (почитал как художник). Любовь разом избавила меня от чувства почтения. Я люблю ее, а это больше, чем почтение. Наверное, я бесконечно ей дорог. И она дает мне понять это со всей силой так долго таившегося чувства. Ее сердце еще больше жаждет, целуя меня, еще сильнее пылает, осыпая меня ласками. Где мне, неопытному, найти слова! Она прислушивается, стоя у двери. Нужно открыть! Она хочет, чтобы я увидел, как она смиренна. А я пишу эти строки, заставляя ее ждать. И слышу, как она ждет. Любовь делает жестоким, удивительно жестоким. Для любви даже самая дикая боль — всего лишь острое наслаждение. — Что ж, я отворю дверь. Что ей нужно? Поцеловать меня, погладить, сказать мне, что она не в состоянии говорить. Вот что ей нужно! Я счастлив при мысли, что эта женщина покорна моей воле. И знаю, что ее воля сломлена ради любви ко мне! Ну, теперь открою.