События и судьбы 2

На четвёртом этаже третьего подъезда в отдельной квартире жил одинокий худощавый человек неопределённого возраста и занятия – Сергей Илларионович. Он редко бывал дома, а при случайной встрече с ним на лестнице, холодно улыбаясь, здоровался и, спросив «Как дела?» не дождавшись ответа, проходил мимо. По утрам у подъезда его обычно ждала чёрная «Эмка». Соседом его по площадке был врач. Он был также малообщителен и жильцы дома знали о нём лишь то, что он получил хорошее образование, где то в Прибалтике. При отсутствие доктора Ивана Дмитриевича матери иногда обращались к нему за консультацией. Врач он был хороший в смысле знаний и опыта и за свою услугу брал плату. Он поздно женился на женщине столь же суровой, неприветливой и безликой, какой он был сам. Его взрослый сын от первого неудачного брака вскоре переехал в другой район города, а их собака пойнтер Джек стал жить на лестничной площадке у чердачной двери, где был послан коврик и стояла миска. Джек был стар, и не позволял детям лазать на чердак, гладить себя, а на просьбу «дать лапу» отвечал глухим рычанием, обнажая свои жёлтые зубы. Дети любили Джека, но он их только терпел. Утром и поздним вечером Джек обыкновенно выходил на улицу и, сделав в дальнем углу двора свои дела, подходил к скверу и долго стоял, нюхал воздух и грустил о том, как когда-то давно бегал здесь, играя с молодым хозяином и приносил ему брошенный мячик. Неожиданно Джек исчез. Кто-то видел, как врач увёл его на поводке. Ходили слухи, что тот сдал его за деньги в медицинский НИИ «Красной армии» на опыты. Воображение рисовало страшные картины и дети очень жалели Джека.

В соседнем доме – деревянном флигеле с небольшим яблоневым садом жил генерал-майор авиации. Он выступал в школах с интересными воспоминаниями о войне, и мы с восхищением узнали, как наши летчики дальней авиации уже в августе 1941 года летали над Баренцевым морем и бомбили Берлин.

Ничего не знали мы о военной судьбе дяди Толи – тихого худощавого человека, скромно жившего на первом этаже. Он работал слесарем на заводе. Лишь после того, как он умер, мы на его похоронах с удивлением увидели такое количество его орденов и медалей, которому мог бы позавидовать иной генерал. Хоронили его с воинскими почестями и салютом. Оказалось, что этот малоприметный человек в войну служил в армейской разведке и много раз ходил в тыл врага. О своих подвигах он ни кому не говорил, а мы и не догадались его расспрашивать. Все надо делать вовремя, теперь не спросишь.

Молодежь развлекалась в городских парках на танцплощадках и ресторанах. Всем были хорошо известны дворовые, блатные и тюремные песни. Увлечение детей войны этой романтикой, упрямая непокорность, и неустроенность быта точно отражались в песнях. Неодобрение этого репертуара властями и воспитателями порой создавало обратный эффект – героизировало исполнителей и поддерживало интерес к этим песням. Известно, что «запретный плод – сладок». Нельзя сказать, что они преобладали над официальными песнями советских композиторов – талантливых профессиональных музыкантов. Однако и те и другие жили своей жизнью, находили своих исполнителей, слушателей и почитателей. Популярные песни звучали с самодельных пластинок и магнитофонов их распевали пацаны под гитару в скверах, дворах и лестничных площадках.

Повышенный интерес у молодежи тех лет вызывали эстрадные зарубежные группы: «Роллинг стоунз», «Битлз», «Э.Пресли». Увлечение западной культурой, лихими ритмичными танцами привело к проявлению в 50-х годах групп молодежи, прозванных «Стилягами». Подражание западу порой приобретало уродливые карикатурные формы и люди относились к ним скептически. Сейчас кто-то пытается представить их, как смелых диссидентов и чуть ли не как борцов с режимом советской власти. Думаю, что все гораздо проще и корни этого течения растут от юношеской лихости, жажды самоутверждения и стремления выделиться из общей серой массы. Западная культура давала такую возможность, а наша нет, и «заграничные шмотки» были несравненно лучшего качества.

Жилой дом №86-а, улица К. Маркса

Кинотеатр «Октябрь»