Собственность зверя

— Спасибо! — Нира обняла меня благодарно. — Завтра за тобой заеду в двенадцать.

***

С раннего утра до полудня я провела с ребенком, поглядывая то на него, то на монитор ноутбука. Недавно на глаза мне попались фотографии одного очень известного фотографа, путешествующего по Северу — Адама Нолдриджа. Критики высоко отмечали его работы, которые часто занимали обложки самых известных научных журналов, потому что такого севера никто до него людям не показывал. Он бывал в таких местах, о которых мало что известно — люди туда не добираются. При этом самого фотографа никто никогда не видел.

В одном из интервью главный редактор журнала «Уорлдгайд» обмолвился, что, скорее всего, Адам — оборотень и житель тех мест. Иначе удачливость фотографа ничем не объяснялась. Но никто не спешил удешевлять его заслуги, потому что справиться с техникой при таких низких температурах непросто, добраться до столь захватывающих видов — тоже. Умелец как-то изгаляется таскать все на себе, оборачиваясь зверем, и это делает его еще более примечательной личностью.

История этого загадочного фотографа захватила меня не на шутку. Я часами засматривалась на его работы, потому что они напоминал мне, с каким восторгом прежде я думала о поездке на север. Глядя на фотографии, я будто оживала заново, а мой мир, наконец, играл, пусть и зачастую скудной ахроматической палитрой заснеженных полей и темной воды. Образ базы-живодерни наконец померк в моем уставшем сознании, уступив место другим более прекрасным впечатлениям. Мне даже стало казаться, что и сны мои поменялись — стали легче, свободней, уводили в знакомые теперь уже места и бескрайние просторы, которые существовали где-то в реальности, а не в моих кошмарах.

— Красиво, — послышалось хриплое позади, и я едва не захлопнула крышку лэптопа. — Ты как?

Джастис тихо прошел к столу, смотря на малыша в боксе.

— Нормально. Меня Нира пригласила к себе.

— Я в курсе, — устало протер он лицо. Наверное, таким вымотанным я его еще не видела. — Езжай, все будет хорошо.

— А с тобой когда все будет хорошо? — не выдержала я.

— Со мной все хорошо, — глянул на меня, слабо улыбнувшись. — Иди.

— Спасибо. Только если что — позвони.

— Конечно, позвоню.

***

Нервничали все. Нира вообще себе места не находила — носилась между кухней и гостиной, делая вид, что каждая тарелка требует отдельного вояжа туда-сюда. Вика следила за тем, чтобы Рэм ничего не сказал и не сделал, сдерживая его молчаливый протест, сметающий все надежды сестры на принятие.

Я поддерживала разговор с Гордоном, делая вид, что мне очень интересно все, что связано с трудностями издательства, специализирующегося на литературе для особенных детей, которое он возглавлял.

Но все больше раздражал этот надуманный тремор! Ну неужели Рэму так сложно принять мужчину, с которым его сестра счастлива?! Все равно за нее выбор сделать не получится. А так только распугает кандидатов. С таким братцем любимой поперек и слова не скажешь — проще сразу застрелиться.

Когда напряжение достигло апогея, Нира утащила Гордона на улицу подышать воздухом. Вику вызвали к себе дети громким криком со второго этажа, и мы с Рэмом остались одни. Только я не стала искать тему для светской беседы — подошла и нависла укоризненной тенью над мужчиной в кресле.

— Почему ты не разрешаешь ей попробовать построить свою жизнь так, как она это видит?

С высоты заточения в больнице, а потом — рядом с ребенком, который не хочет дышать сам, все это мне казалось такой мелочью!

— Знаешь, — вдруг беззлобно усмехнулся он, — не буду я ей ничего запрещать.

— Зачем тогда это все? — растеряла весь запал я.

Он пожал плечами, улыбаясь, потом вдруг кивнул на соседнее кресло:

— Садись. — Я послушно пустилась рядом. Мы помолчали немного, прежде чем он продолжил: — Когда отец ушел, и я остался с Нирой на руках, я жутко испугался. И вроде бы столько народу вокруг, меня бы никто не бросил… а я чувствовал себя одним в этом мире. Потому что Нира перестала есть. Ничего в рот не брала почти, так ослабла…

Что-то в этом начале дернуло нервы, и я затаила дыхание.

— Никто не мог помочь. Уже думали везти в Смиртон, потому что у нас оборудования в больнице нужного еще не было. Счет шел на часы… Нира уже болталась в моих руках тряпкой… — Рэм щурился на огонь, а я не сводила с него взгляда. — Пока я случайно не положил ее в кресло, чтобы переодеться. Она вздрогнула тогда и разревелась впервые за день. Я сразу сунул ей бутылку, и она начала жадно есть… пока не встал с кресла. Стоило отдалиться от него — она снова закрыла глаза, представляешь? Пока до меня не дошло, что на кресле висел свитер отца. Я все не убирал его, не хотел отказываться, переставать верить, что он еще вернется. Нира чувствовала его запах, оставшийся на свитере. Стоило замотать ее в него, и все наладилось. Она начала есть, спать, улыбаться… жить.

Я медленно моргнула, дрожа все сильней внутри.

— Поэтому я буду ее беречь, Лали… Чтобы никто не забрал у нее повод жить.