Собственность Шерхана

Ее взгляд был взрослым, серьезным. Словно думала: всё-то я, папка, про тебя знаю.

Как ты на свободе оказался.

Какой ценой.

И я знал, какую цену мне пришлось заплатить за то, чтобы сидеть сейчас здесь и держать свою дочь в руках.

Другие бы сказали: скрысился, но я никого не предавал.

Уйти, уступив свое место другому человеку, отойти от дел под обещание, что мою семью не тронут. Конечно, в играх больших дяденек грош цена любому слову, но я тоже не пальцем деланный.

— Не бойся, — сказал Иман, — твой папка не дурак. Порешаем все по-умному.

Она приоткрыла рот, показывая маленький язычок, точно дразнилась. Беззубая, смешная. Руки маленькие — за палец держится всей пятерней, но сколько силы в ней, в моей дочери.

Хватка — от души. Я кивнул одобрительно. Иман Шарханова такой и должна быть. В ней аварская кровь пополам с княжеской течет, гремучая смесь.

Поцеловал ее в щеку, а она поморщилась недовольно. Щетина отросла, колется, и дочке явно не нравился колючий папка.

— Ладно, не бузи, побреюсь я.

Ради нее не только побриться, ради нее я горы свернуть готов, не то, что бритвой по роже водить. Погладил по нежной детской щеке пальцами, любуясь. Так она на мать свою похожа, необъяснимо. А говорят, восточные гены доминируют. Ни хрена.

Как бы хорошо с дочкой не было, а к делам возвращаться надо. Я ее Белоснежке, появившейся на кухне, в руки передал, скользнув ладонями по ее тонким пальцам. Она дочку подхватила, прижимая к себе, а сама мыслям своим хмурится, общения избегает, в глаза мне не смотрит. Воркует преувеличенно громко с дочерью.

— А сейчас мы тебя переоденем, сухой памперс возьмём. Кто у нас самая красивая девочка на свете? Конечно, ты.

И отвернулась быстрей от меня. Тут все ясно, задумала очередную херню. Лизу я считывать научился.

Но разбираться, что она там удумала, времени не было, нужно было перетереть дела с пацанами, поэтому в печенку лезть не стал.

Накинул куртку, обулся и вышел из дома.

На улице холодно, морозно, но после натопленного Вяземского дома хорошо. А уж после СИЗО — подавно. Вдохнул свежий воздух полной грудью.

— Пока нас менты пасут, поиски продолжать нельзя, — говорит Анвар, и я киваю. Стоим почти в кружок, все мои приближенные ребята. По лицу вижу, что им тоже не терпится найти того пидараса, который всю эту бадягу затеял.

Но Игнат, гнида, как сквозь землю провалился. Кто-то крышует его знатно, прячет у себя, без помощи он давно бы загнулся, шкура позорная. Нет у него таких средств, чтобы долго бегать, нет и никогда не было. Шиковал сначала на деньги брата, потом на Белоснежкино наследство.

Вот поэтому она ему и нужна. Без нее у Игната ничего, только дырка от бублика. А если не станет Лизы и Иман, все имущество перейдет ему в собственность. Об этом даже думать не хочу, сразу руки в кулаки сжимаются.

Дом охраняется, но я не верю до конца никому. Анвар признался, что кто-то пробирался сюда, и они его прощелкали, дебилы. Возможно, это и был наш неуловимый дядюшка.

В глаза мне не смотрят, знают, что за такой косяк с них спросить могут. Серьезно спросить. Но я пока молчу.

К себе домой надо, здесь проходной двор, мой дом как крепость. Тут Вяземский дух повсюду. Тошно с него, хоть теперь наша кровь и переплелась самым причудливым образом.

— Ладно, херня это все, ваши поиски. Поехали смотреть, что там от ресторана осталось.

Нечего там на пепелище делать, я это знаю, но не приехать не могу. Тянет. Сам сажусь за руль, Анвар рядом, сзади два человека в машине сопровождения. Безоружные, куда там, когда ментовской пресс ни капли меньше не стал. Эта передышка только временная, пока не приведут человека, которого я должен внедрить на свое место. Как его пацанам представлять, что говорить людям, неясно. Никто его ментовской шкурой считать не должен, иначе ни мне, ни заместителю моему будущему башки не снести. Легенда будет, менты постараются. Останется все только разыграться как по нотам…

Но пока он не появился, я могу своими делами заняться. Точнее тем, что осталось от моего бизнеса.

Парковка возле «Каравана» пустая. Раньше здесь машину не воткнуть было, все заставлено, а сейчас только старый битый «Жигуль» приютился в дальнем конце стоянки.

Здание, некогда величавое, мощное, красивое, покрыто копотью. Снег припорошил следы от пожара, но окна с выбитыми стеклами все ещё щерятся в мою сторону. Здание выстояло, но сгорело

все, что было внутри, до тла. Я иду вперёд, обрывая ленты, перегораживающие вход. Под ногами хрустит — не то стекло, не то остатки былой роскоши. Каждый шаг в тишине громкий-громкий, и кажется, что это не стекло под подошвой обуви моей, это прошлая жизнь с треском рушится.

Анвар следом не пошел, остался курить на улице. Я постоял в большом зале, черном, грустном, пропитанным запахом дыма. Столько дней прошло, а все никак не выветрится.

Пацаны говорят — две гранаты было, и я прекрасно знаю, кто их запустил. Хренов метатель.

Игнат Вяземский.

— Брат, поехали, нечего тут делать, — позвал Анвар, — дела не ждут.