Лежу, не шелохнувшись, дожидаюсь, когда глаза привыкнут к темноте.
Но раньше, чем это успевает произойти, ловлю движение едва заметное с правой стороны.
На раздумье нет времени, счёт идёт на доли миллисекунды. Я увернулся, повернулся на бок, и в то место, где только что лежал, воткнулось что-то острое. Нож или заточка, не знаю, но если бы не Белоснежка, лежать бы мне сейчас там истекающим кровью, а может, и трупом уже.
Я в прыжке с нар вперёд нырнул, на того, кто во тьме со мной рядом стоял. Это уже не про проучить история, здесь меня конкретно слить хотели, а значит и драться надо было не на жизнь, а на смерть.
Всем телом встретился со своим сокамерником, он от меня такой прыти не ожидал, да и я тоже. От резких движений боль новой вспышкой окатила, но я уже двигался, как заведённый автомат.
Кулак сминал кости лица, попавшие под удар. Я на борьбу много лет ходил, но дракам меня учила улица, а там нет никаких правил и законов, кроме одного. Делай что хочешь, но выживи любой ценой, ибо никакой рефери не свистнет в свой свисток, останавливая бой.
— Сука! — услышал сдавленный крик того, на ком сверху сейчас сидел в узком пространстве между столом и нарами, — мочи его!
В темноте ребята ориентировались лучше меня. Их было трое, я один, и сколько я смогу против них продержаться, вопрос открытый.
Кто-то бросился на меня, по ощущениям, точно плитой стотонной накрыло, я упал навзничь, башкой навстречу каменному полу. Фейерверк перед глазами, как камеру ещё не осветило всю. На миг меня оглушило, к тому, что уже получил от ОМОНа в прошлой схватке, добавилось новое. Если фартанет и выживу, кабы совсем дураком не остаться…
На ноги встать не удалось, я свернулся, защищая голову от ударов, пережидая боль. Удары сыпались один за другим, били мощно, но места было мало, тесно, темно, все друг другу мешали.
В тишине слышно только запыхавшееся дыхание и звук ударов, и я на них пытался ориентироваться. На лету схватил одного за ногу, дёрнул вверх, заставляя потерять устойчивость. Он улетел, и надеюсь, башка его треснула как арбуз от встречи с полом.
По крайней мере один затих. Так тебе и надо, гнида, подумал злорадно.
Если крикнуть, можно было попытать счастье, и дождаться, что вертухаи на бучу среагируют, но я себя старался не выдавать. Теперь уже в темноте я ориентировался лучше, и на второго сзади прыгнул. Перехватил за шею захватом, не давая ему рыпнуться, он ногами по полу засучил.
— Кто послал, сука? Кто?!
А вот третьего я из виду упустил.
До заточки он первый добрался, острая боль обожгла многострадальный бок. Я только успел подумать — бляха, опять туда же, а говорят, снаряд два раза в одно место не падает, брехня все это.
Ослабил захват, ощущая, как льется кровь по бочине, горячая, липкая. Загрохотали замки на железной двери, под потолком вспыхнул свет, а я скатился по стене вниз, пытаясь рану зажать.
— Вы чё устроили? — крикнул кто-то, но я уже не реагировал. Подумал только, права была Белоснежка, и вправду — дурак…
Глава 28
Лика,
Шампанское было кислым. Никогда не понимала прелести сухих вин, но все вокруг твердили, что именно такое пить и нужно. Если понимаешь толк. Если у тебя есть вкус. А сладенькое так, для плебеев.
Видимо, в глубине души я была плебейкой. Мне нравилось то, что слаще. И сейчас глоток делаю, на языке кислинка, внутри разливается горечь. И обидно так вдруг стало, глазами захлопала, прогоняя слезы.
— Детка, — спросил мужчина, который привёл меня в этот пафосный ресторан. — С тобой все хорошо?
— Всё отлично, мне так здесь нравится, — широко улыбнулась я. — Спасибо, что привёл. Детка сходит попудрить носик.
Он кивнул, я, проходя мимо, чуть коснулась пальцами его плеча. Это жест-обещание. Я не хотела в туалет, мой носик был напудрен идеально, уж чем я владела в совершенстве, так это искусством нанесения мейка. Мне просто было чертовски обидно, а реветь на публике я не хотела. Да и мой спутник…никто не любит ревущих истеричек. Их не хочется баловать. Их не хочется трахать.
В туалете нет никого, чему я безмерно рада. Смотрю на себя в зеркало — блестят уже глаза слезами, блестят. А пара слезинок могут нанести непоправимый ущерб и моему макияжу, и моему имиджу.
— Ты не будешь плакать, тряпка, — зло сказала себе. — Было бы из-за чего…
Дело в том, что было. Всё Шерхан. Иногда казалось, я так зла на него, что все чувства прошли уже давно. А копнешь чуть глубже, на месте, зараза.
Я не могла понять, что делаю не так. Я…старалась. И в свою постель пустила далеко не сразу, я не хотела, чтобы он считал меня шлюхой. А мне с ним так хорошо было… Иногда, раньше, до появления этой гребаной куклы, он брал меня к себе домой. Я так этому всегда радовалась. Там, в его кровати, всегда просыпалась вперёд него и долго любовалась им спящим. А потом он тянулся ко мне, такой сонный, тёплый, обнимал, подминал под себя, накрывал жадным ртом и такими же жадным руками…