Собственность мажора

Мои глаза ползут вверх по чуть расставленным длинным ногам, запакованным в синие джинсы, по широкоплечему торсу, одетому в черную футболку с какими-то придурошными пляшущими чудиками на груди, по прямой сильной шее с выпирающим кадыком и, наконец-то, добираются по сощуренных голубых глаз.

Посмотрев по сторонам, а потом прямо на меня, Никита Игоревич Барков на полном серьезе спрашивает:

– Аленушка, ты меня что, преследуешь?

Аленушка?

В его волосах идеальный бардак, глаза гуляют по моему лицу и волосам. Туда и обратно, не отрываясь ни на секунду.

Замерев и выгнув шею, смотрю на него в ответ.

Он не двигается, глядя на меня сверху вниз. Смотрит исподлобья прямо мне в глаза. Мы просто смотрим друг на друга, как два истукана, и я вижу, как расслабляется его лицо. Вижу, как губы дергает улыбка. В моей груди дергается сердце, наполняя вены какими-то бурлящими химикатами, от которых загорается каждая клетка тела.

О, да хватит!

Откуда он взялся?!

Конечно, все мажоры города должны общаться между собой, это же классика, но я никак не ждала его здесь. Я не знала, что они с Дубцовым общаются больше, чем две минуты в год, потому что никогда не видела их вместе. Я вообще не замечала, чтобы у него были близкие друзья… потому что он псих-одиночка! Закрытый, сложный, циничный. Его травили в школе, но он каким-то образом это преодолел. Я бы так смогла? Не знаю. Я не знаю, почему думаю об этом сейчас, когда он выскочил из ниоткуда.

Что он там нес?! Я его преследую?!

Это настолько нелепо, что мой рот открывается и закрывается, в попытке что-нибудь сказать, но все мысли вышибло из головы. Понимаю, что уже минуту пялюсь на него, не маргая, прямо как обычно.

– Ладно, – бормочет он, опускаясь на диван рядом со мной. – Забей…

Теснит меня, прижимаясь плечом к моему плечу и бедром к моему бедру. Терпкий еле слышный запах его туалетной воды и тепло его тела заставляют меня вздрогнуть. За какую-то секунду его становится так много, что я кошмарно торможу, забыв обо всех присутствующих.

– Выбрала что-нибудь? – спрашивает тихо, забирая из моих пальцев меню.

Посмотрев на официанта, объявляет:

– Мы еще подумаем.

Мы?!

Изучает меню с таким невозмутимым видом, будто я сидела здесь все это время и ждала, пока он придет и поможет мне с выбором.

Пытаюсь вытрясти из себя волну возмущения, но вместо этого наблюдаю за его руками, пока сосредоточенно листает страницы. Смотрю на точеный профиль. По нему бегают разноцветные лучи прожекторов, и я с позором понимаю, что не отодвинулась. Его крупное бедро жжет мое даже через джинсы. Сжимаю руки в кулаки, роняя их на колени.

Втянув воздух так, что вздулись крылья прямого носа, Ник угрожающе говорит, глядя в ламинированную бумажку:

– Алена, блин. В потолок смотри.

Мои щеки обдает кипятком, а внутренности обидой.

Грубиян. Хам.

– Я и смотрю, – резко отворачиваюсь, пытаясь успокоить дыхание.

– Ты на мне чуть дыру не протерла, – слышу тихий угрожающий голос. – Я не против, но тут народу лишнего до фига, а когда ты так на меня смотришь, знаешь что хочу с тобой сделать?

Мое сердце срывается в очередном рывке.

– Что? – спрашиваю быстрее, чем успеваю подумать.

Повернув голову, смотрю в его глаза. Сжав челюсти, он смотрит на мои губы, не оставляя мне никаких сомнений в том, что конкретно он хочет со мной сделать.

Мои губы начинают зудеть, прекрасно помня его варварские поцелуи. По рукам бегут мурашки, на подкорке скапливается паника.

Закрыв глаза, Барков делает очень глубокий и очень протяжный вдох. Отворачивается и вперяет взгляд в меню, хрипло спрашивая:

– Так выбрала ты или нет?

Хлопнув глазами, отвечаю грубо:

– Чековую книжку дома забыла!

– Я угощаю.

– Обойдусь, – цежу я.

– Тут креветки вкусные, – игнорирует он. – И десерты. Чего ты хочешь?

– Чтобы ты исчез.

– Правда? – смотрит на меня с усмешкой. – А так и не скажешь…

Я снова открываю и закрываю рот, пытаясь вытолкнуть из него хоть что-нибудь.

Следит за моими потугами и, кивнув, говорит:

– Вот и я о том же.

Хватаю со стола телефон, потому что на него пришло сообщение.

“Я не знала, клянусь!”, – пишет мне Анька.

Подняв глаза, смотрю на нее. Ее округлившиеся глаза перебегают с меня на моего бывшего “брата”, а лицо Дубцова совершенно нечитаемо. Положив свою лапу на ее бедро, он спокойно роется в телефоне, будто ему до всего света дела нет. Окинув взглядом присутствующих, вижу наполненные интересом лица, а взгляд гламурной брюнетки неожиданно стал острым, как бритва.

– Дай мне выйти… – говорю сипло, не глядя на Баркова.

– Зачем? – мрачнеет его голос.

Вскинув на него глаза, в сердцах бросаю:

– Если не хочешь исчезнуть ты, исчезну я.

Его губы сжимаются, как и его челюсти. Через три глухих удара моего сердца он резко спрашивает, впившись в мои глаза своими:

– Мне исчезнуть?

– Да, Барков, – продолжаю швыряться словами. – Я так и сказала, у тебя уши заложило?

От внутреннего раздрая я несу все, что придет в голову, и прихожу в изумление, когда понимаю, что задела его. Вижу это на его окаменевшем лице!

– Ладно, – отбрасывает он меню. – Хорошего вечера.

Вскакивает с дивана и хватает со стола телефон, объявив над столом: