Собственность и государство

Здесь равенство выводится из нравственного начала братства; но на чем основывается этот вывод? На том, что весь человеческий род составляет одну семью и что все люди - дети какого-то неопределенного существа, именуемого природою, о котором сам Кабе говорит, что бесполезно и даже опасно исследовать его сущность, ибо, вследствие несовершенства человеческого разума, это ведет только к бесконечным спорам. И на подобном фундаменте коммунисты считают возможным построить все свое общественное здание! Очевидно, что это учение не что иное как сколок христианства, которое всех людей признает сынами Божьими и братьями между собою. Но коммунисты отвергают религиозное основание этого учения, которое одно дает ему смысл, а берут только вывод, который вследствие этого теряет всякую почву и получает совершенно превратное значение. Действительно, христианство провозглашает всеобщее братство людей; но оно провозглашает его как нравственно-религиозное начало, обязательное для совести, но отнюдь не принудительное, ибо любви предписать нельзя. Поэтому ни одно христианское государство никогда не думало превратить любовь в право и сделать ее основанием гражданского порядка. Принудительная любовь есть чудовищное начало, посягательство на священнейшие основы человеческого естества. Между тем именно на этом извращенном начале строит всю свою теорию коммунизм. Неизбежным последствием такого порядка является опять-таки полное подавление свободы. Всякая личная собственность отвергается. Члены общества должны быть равны, не только в правах и обязанностях, но и в работе и наслаждениях. Общество, большинством голосов, решает все вопросы относительно пищи, одежды, жилища, браков, семейства, воспитания, работы и т.п., причем исповедуется, в виде догмата, что никто не почувствует ни малейшей неприятности, повинуясь закону, изданному в интересе всех. Исповедуется также, что в обществе не будет ни пьяниц, ни воров, ни лентяев, хотя не видать, отчего бы им не быть, ибо им очевидно всего лучше жилось бы в таком обществе, где они беспрепятственно могли бы пользоваться плодами чужого труда. Прудон справедливо замечает, что под именем равенства коммунизм устанавливает величайшее неравенство: он узаконивает эксплуатацию сильного слабым. Здесь, говорит он, "сильный должен исполнять работу за слабого, хотя эта обязанность добровольная, а не принудительная, совет, а не предписание; трудолюбивый должен работать за лентяя, хота это несправедливо; умелый за идиота, хотя это нелепо; наконец, человек, откидывая свое я, свою самопроизвольность, свой гений, свои привязанности, должен почтительно уничтожаться перед величием и непреклонностью общины... Коммунизм, продолжает он, есть притеснение и рабство. Человек согласен подчиниться закону долга, служить отечеству, оказывать услуги друзьям; но он хочет трудиться над тем, что ему нравится, когда ему нравится и сколько ему нравится; он хочет располагать своими часами, повиноваться только необходимости, выбирать своих друзей, свои досуги, свою дисциплину, оказывать услуги по собственному усмотрению, а не по приказанию, жертвовать собою по эгоизму, а не по рабской обязанности. Общение имуществ существенно противоречит свободному употреблению наших способностей, самым благородным нашим наклонностям, самым заветным нашим чувствам... оно насилует автономию совести и начало равенства: первую, подавляя самопроизвольность ума и сердца, свободу в действии и в мысли, второе, награждая равенством благосостояния труд и лень, талант и глупость, наконец даже добродетель и порок"[117]. Таким образом, и тут во всей своей яркости обнаруживается противоречие между свободою и равенством.

Сам Прудон пытался сочетать оба начала, но столь же неуспешно, как и его предшественники. Если он ясен в критике, направленной против коммунизма, то в выводе собственной теории он принужден облекаться в туманные фразы, под которыми скрывается совершенная пустота содержания. В противоположность коммунистам, он отвергает равенство в пользовании жизненными благами, которое зависит от воли лица, но он признает равенство в распределении средств приобретения. Это равенство он выводит из самого существа общежития. Все люди, по его мнению, волею или неволею, силою вещей, состоят товарищами друг с другом. Их связывают общие потребности, законы производства, наконец математическое начало мены. "Но всякое товарищество, - говорит Прудон, - торговое, промышленное, земледельческое, немыслимо вне равенства; равенство составляет необходимое условие его существованья". В этом состоит существо правды, которую Прудон определяет как "признание в другом равной с нами личности". Правое, по древнему изречению, есть равное, неправое - неравное. Следовательно, действовать справедливо значит дать каждому равную долю благ, под условием равной работы[118].