Собственность государства

- Ну а что? Люди любят брутальных парней, - пояснила она в ответ на наше удивление. – Главное тут не переборщить. Кстати, песика мы продали на благотворительном аукционе: его купили за триста империалов, которые потом пожертвовали в детский приют в ближайшем городе.

За исключением этого случая, седьмая неделя ничем не отличалась от предыдущей.

Очередная вечеринка началась точно так же, как и все предыдущие. Пустующий кабинет, привычный диванчик и Сабрина. Со стриптизом, правда, не выгорело.

- Ну Саша, я же никогда в жизни этим не занималась, - попыталась оправдаться она. – Танцевать умею только бальные танцы, к сожалению, и только в паре.

Впрочем, я не пал духом и немного разнообразил свою партию, овладев Сабриной не на диванчике, а на столе. А потом мы перебрались на диванчик и она исполнила свою партию так же замечательно, как и всегда до этого.

Когда мы лежали рядом, обнявшись и тяжело дыша, я высвободил одну руку и дотянулся до кармана своей рубашки.

- В общем, я не знаю, что тут и как говорить, потому что делаю так в первый раз. Так что просто – это тебе.

Когда Сабрина увидела изящную серебряную цепочку с относительно крупным сапфиром, ее глаза непроизвольно расширились.

- Ах, какая прелесть! – восхитилась она, а затем перевела на меня озабоченный взгляд: - Саша, а где ты взял столько денег?

- «Столько» - это сколько? Всего-то девятьсот пятьдесят империалов, подумаешь. Нас возили как-то в казино и дали там фишек на тысячу. Ну а я их проигрывать не стал, а просто взял да обналичил.

- «Всего-то»… Саша, это не всего-то. На такие деньги моя семья – я, мама и папа – жили месяц, когда я была маленькой… Ты снова тронул меня до глубины души, но… Это слишком дорогой подарок. Ты же все деньги на него потратил…

Я криво улыбнулся:

- Дело было несколько недель назад, и с тех пор я просто не смог их потратить. Нам не на что тратить деньги, понимаешь? Вся наша жизнь состоит из боевого дежурства, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, тридцать один день в месяц, двенадцать месяцев в год. И так десять лет, или до тех пор, когда удача или фатальная неудача не освободит нас от службы в СТО. Мы не можем пойти в ресторан или снять номер в отеле и заказать выпивку и девочек… А если бы я мог – заказал бы в номер тебя. Понимаешь, мы, эстэошники, не делаем накоплений, не откладываем на будущее. Его у нас нет. Для нас нет «завтра», для нас нет даже «сегодня», потому что через пять минут может взвыть сирена, зовущая меня на зачистку, с которой я уже не вернусь. У меня есть только «сейчас». У большинства парней имеются родственники – а я сирота, у меня есть только ты. Если я покину ряды СТО со щитом – жалкая тысяча империалов уже не будет для меня ощутимой суммой, а если на щите – тогда деньги станут мне не нужны. Так что я решил потратить их сейчас, и лучшего варианта не придумал. Не выживу – хотя бы ты будешь помнить меня…

И тут я заметил, что Сабрина из последних сил пытается не разрыдаться.

В общем, эта встреча получилась для нас незабываемой, а наше пребывание в пустующем кабинете – гораздо более долгим, чем в предыдущие разы. Сабрина превзошла саму себя, но я окончательно понял, что действительно пронял ее до глубины души, только после того, как она сделала для меня многие замечательные вещи, включая то, о чем я, с оглядкой на ее возможную подневольность, не считал этичным попросить.

Еще целых два дня после этого я всерьез подумывал, чтобы изменить свое завещание в ее пользу, но передумал: она не пропадет и так. У нее в жизни перспективы очень даже ничего себе, бесталанным сиротам в одном конкретном приюте моя пенсия нужнее. Ведь четыре тысячи сто шестьдесят империалов в месяц – это сто тридцать восемь империалов в день. Хватит на пирожок с мясом каждому сироте в приюте, и так каждый день на протяжении двадцати лет.

А я не понаслышке знаю, что значит лишний пирожок с мясом в дополнение к сиротскому рациону.

* * *

Сирена взвыла аккурат за полчаса до полудня.

- Ну что за непруха! – воскликнул я. – Ну почему не раньше и не после обеда?!! Пятиминутная готовность!

И мы бросаемся в арсенал лихорадочно напяливать защитные костюмы и броню.

Разумеется, все это показуха для Гюнтера и его камеры: мы знаем, что это «ненастоящая» тревога, он – нет.

Но германец, хоть и взволнован, умудряется пошутить:

- Ну, мне тут в целом понравилось с вами тусоваться, однако я уже начинаю мхом обрастать, так что все-таки надеюсь увидеть вас в настоящем деле.

- Типун тебе на язык, капустник хренов, - беззлобно огрызается Каспар.

Мы трясемся в бронефургоне, который несется по улице с диким завыванием, и перешучиваемся. Смеемся самым удачным шуткам. Гюнтер сосредоточенно снимает нас и то, как помощники оператора проверяют наши нашлемные камеры.

- Парни, свои слова и реплики никто не забыл? – ухмыляюсь я.

- Я их даже прочитать не успел, - виновато подыгрывает мне Стоян. – И что теперь делать?

- Что делать, что делать… Скакать и бегать! Все, теперь молчи всю зачистку!