Но если та кричала и обзывалась, то он даже не шелохнулся. Продолжил стоять на месте. Смотрит на меня все так же внимательно. А я больше не могу. Слезы градом. Бритва вываливается из рук, и я оседаю на пол, собирая в голове черный пазл. И где-то там, за тоннами черной краски, тонет образ любимого человека, который лишил меня мечты, заменив ее на стены элитной квартиры.
— Диана, давай поговорим.
— Уходи, Артур, — сквозь слезы и крик срывается с губ. — Уйди отсюда немедленно!
— Нет.
— Тогда уйду я. — Поднимаюсь, облокачиваюсь на стену, а когда Артур пытается помочь, кричу снова: — Отвали, скотина!
— Нет. Это твоя квартира. Ты останешься здесь, а я уйду. Но только тогда, когда ты меня выслушаешь и я буду уверен, что ты не покончишь с собой.
— Я только что чуть не убила человека, себя защищая, с чего мне кончать с собой?
— Наверное, потому что ты узнала все не так, как я планировал.
— А-а, ты планировал. — Смеюсь, уже чувствуя, как подкатывает истерика.
В комнату заглядывает сотрудник МЧС, и Артур поднимает бритву и выходит, оставляя дверь открытой и почти не сводя с меня глаз. А я смотрю прямо на него, чувствую, как ненависть ослепляет, желание сделать ему больно не утихает, даже видя, как стекает кровь по его лицу. Он просто вытирает ее рукой, марая пиджак, и продолжает что-то обсуждать.
Я на негнущихся ногах выхожу и вижу, что двери в проеме нет. Срезали. А я даже звук пилы не слышала. Зато слышу, как Артур заказывает новую. Заботливый, сука.
Медленно плетусь на кухню и смотрю на приготовленный для себя ужин. Скидываю все в мусорку и достаю из холодильника бутылку вина. На столе телефон. Начинает трезвонить. Алена. Наверное, хочет извиниться, что не сказала мне правду. Тогда и убеждать бы не пришлось. Я бы сама к нему на километр не приблизилась. Продолжаю смотреть на мигающий номер и ее фото, наливаю вино в бокал, подношу ко рту. Но в этот же момент из рук вино вырывают. Артур выливает его в раковину, и я не выдерживаю.
— Может, хватит меня контролировать! Если я хочу пить, я буду пить. И ты мне никто, чтобы указывать. Никто, Артур!
Демонстративно пью вино из горла, захлебываюсь, реву. А ведь еще думала, может ли Артур быть хуже. Может. Может. Может.
— Хватит, — все еще командует. Точно президент. Все, что он умеет, — приказывать.
— Нет, не хватит, я поминаю нерожденного ребенка. А может быть, двух. Но ты можешь отпраздновать, что у твоей шлюхи никогда детей не будет. Поздравляю! Ну что, трахнемся? Теперь все встало на свои места. Ты даже не предохранялся, потому что знал: я никогда не смогу родить!
— Я спасал тебя от этой суки.
— Ты убил меня!
— Господи, никогда не понимал этой жажды материнства. Ты родишь еще. Но в тот момент забеременей ты, она бы просто убила тебя. И спастись ты бы не успела.
— Вот оно как, ты, оказывается, не убийца мечты, а спаситель. Нимб не жмет?!
— Она бы убила тебя.
— Сегодня я смогла защититься. Думаешь, не смогла бы, имея под сердцем ребенка? Своего ребенка. Единственного человека, который будет меня любить?
— Я люблю тебя.
— Да! Я верю. Но чего ж мне сдохнуть от такой любви хочется? А еще лучше тебя убить, чтобы не ощущать ее гнета. Давай, признайся себе, я просто не нужна тебе с детьми. Ну конечно, ведь ты у нас обиженный, ведь, заимей я ребенка, наша больная связь бы оборвалась навсегда. Более того, ты переживаешь, что я тебя любить буду меньше. Только вот знаешь что, Левицкий? Теперь я вообще любить тебя не буду. Теперь я освободилась и за это говорю тебе спасибо. Но ты, конечно, не веришь. Думаешь, вот сейчас я ее коснусь, и все вернется. Страсть. Похоть. Любовь. — Снимаю окровавленный халат, оставаясь перед ним совершенно голой. Подхожу близко. — Ну давай, поцелуй меня. Потрогай. Посмотрим, настолько ты хорош, сможешь ли завести девушку, которую от тебя и твоих игр тошнит.
Он сглатывает, смотрит на меня, на грудь, соски, которые даже не твердеют, на тело, еще полчаса назад оттраханное им как следует, и наклоняется, словно его тянет меня поцеловать, но отходит.
— Я буду в коридоре, ждать, когда придут чинить двери.
— Сгори в аду.
Глава 37. Артур
Три месяца спустя